Зачарованные смертью

Возвращались в сумерках. Мокро. Разрушенно. Пьяно. Подумалось, что праведники и мечтатели почему-то всегда выбирают такие места. Они только тут и рождаются. Всплыли в памяти наши разговоры о марксизме как единой планетарной цивилизации. О том, что первым социалистом был Христос. И о том, что тайна марксистской религии нам до конца непонятна, хотя и стоим по колено в крови.

Сели за стол. Мне сразу налили стакан самогона. Я выпил...

Через год мы с женой снова приехали на кладбище...

- Его там нет, - сказала жена. - Раньше мы приезжали к нему, а сейчас к памятнику. Помнишь, как он раньше улыбался на фотографии...

Значит, он уже ушел дальше. Женщина более тонкий аппарат, чем мужчина, она это почувствовала.

Пейзаж был тот же. Мокро. Разрушенно. Пьяно. Его мать насыпала нам в дорогу яблок. Подвыпивший тракторист подвез к автобусу..."

История человеческой жизни, после которой

остались две комнаты в бараке, одна грядка

и медаль "Победитель социалистического

соревнования"

Александр Порфирьевич Шарпило - пенсионер, 60 лет

Из рассказа соседки Марии Тихоновны Исайчик

"Ходят люди, чужие люди... Что вам надо? Горел человек на своей грядке с огурцами... Облил голову ацетоном и зажег спичкой... Под вишенкой... Лежал, голова желтая... Чужие люди, что вам надо? Всем на смерть посмотреть охота. У нас в деревне, когда я еще молодая была, жил старик, он любил смотреть, как умирали дети... Не сумасшедший, нормальный, жена и свои дети у него были, в церковь ходил. Долго жил...

Где счастливые люди живут? Обещали, что они после войны будут... Всю жизнь ждала счастья, лучшей жизни, маленькая ждала, в девках, старая. Подожди - потерпи, да подожди - потерпи. Восемьдесят лет живу, уже сорок лет одна, никого у меня на всем белом свете. Иконка в углу и песика держу, чтобы было с кем разговаривать, слова не забыть. Бог дал человеку и собаку, и кошку... И дерево, и цветы... Чтобы человек радовался, чтобы ему жизнь длинной не показалась. А мне все надоело, даже как пшеница желтеет... Наголодалась за свою жизнь так, что больше всего любила глядеть, как хлеб сеют. Подожди - потерпи, да подожди - потерпи... Жизнь прождали... Терпел-терпел человек, да не вытерпел... Во как! Унесли на кладбище, и что осталось? Две комнаты в бараке, одна грядка, красные грамоты и медаль "Победитель социалистического соревнования". И у меня такая медалька лежит... Нас тут пять семей в этом бараке, после войны его поставили, селились молодые на год-два, а всю жизнь прожили. У каждого - две комнатки, сарайчик и грядка... Во заработали! Разбогатели! В две смены, без выходных... Молодая была, сильная. И молотила, и пахала, и косила. И лес валила, и шпалы на себе тягала. О-о-о!

Барак старый, дерево сухое... Все сгорели бы, до камня... Пожалел, подумал о соседях... Записку написал положил на видное место: "Воспитывайте внуков. Прощайте". И пошел в огород, подальше от дома... На свою грядку... Никогда о смерти не говорил. На лавочке сидит, молчит. На поезда смотрит. Составы день и ночь стучат-стучат...

"Скорая" приехала, на носилки его кладут, он сгоряча встает, хочет сам идти.

- Ты что, Саша, сотворил? - до машины с ним шла, провожала.

- Устал жить. Сыну позвони. Пускай в больницу придет.

Он еще разговаривал. Пиджак обгоревший, черный, а плечо белое, чистое. Костюм новый надел, похоронить потом не было в чем. Купи сейчас костюм... Пять тысяч! Со сберкнижки снял, положил на стол деньги... Всю жизнь собирал, копил... На ботинки ему хватило и на венок... Во как!

Под вечер он это надумал... После ужина... Я чай попила... И слышу крик... Кто кричал? Не скажу. Подбежала, он не кричал, а тот парень, который его тушил, кричал, хватал с веревки мокрые мои тряпки (я днем постирала) и бросал на него. Чужой парень, шел мимо и видит: человек горит... Сидит на грядке, сгорбился и горит... Молчит... Так потом нам и рассказывал: "Молчит и горит".

Под утро он в больнице умер... Привезли, и тогда я увидела, что голова сожженная, и руки... Руки у него золотые! Как он еще со мной тогда разговаривал, когда его на носилках несли? До последней минуты не хотел жить... Не старался... Так потом нам и передали... Милиция приезжала... Но что я им скажу, как и вам? Тоска в человеке жила, печаль... Слышите? Поезд гудит... Московский... Брест - Москва... Мне и часов не надо... Встаю, когда варшавский крикнет - шесть утра. А там минский, первый московский... Утром и ночью они разными голосами кричат...

Я его утешала:

- Саша, найди хорошую женщину. Женись.

- Лизка вернется...

Я семь лет ее не видела, как она от него ушла. Билась о гроб головой:

- Это я Сашке жизнь поломала.

Хоронили без оркестра, без музыки. Одна она и плакала...