Зачем мы плаваем

«Я скажу вам, что отличает плавание от любых других видов тренировки». Я внимательно слушаю. «Людям оно намного больше нравится». Я жду. И это все? Он продолжает, указывая на то, что все мы испытали на собственной шкуре: толпы людей под Новый год дают себе клятву начать тренироваться; через полгода половина бросает это дело. Именно в этом огромный плюс и преимущество плавания. «Мы оцениваем настроение испытуемых, – объясняет Танака, – и при идентичных программах беговых, велосипедных и плавательных тренировок люди отмечают наибольшее удовольствие именно от плавания». Иными словами, люди продолжают плавать, потому что им это нравится. Плавание – второй по популярности вид активного досуга в Америке, уступающий только пешей ходьбе[92]. Однако только плавание в буквальном смысле уносит нас из нашей стихии.

Мы плывем – и освобождаемся от гнета повседневности. «Находясь в воде, испытываешь эйфорию, – замечает Ким. – Она связана с игривостью, о которой мы забываем, становясь взрослыми». Я вспоминаю, как сегодня утром серьезный на вид немолодой мужчина подныривал под канаты между дорожками, собираясь покинуть бассейн, ввинчиваясь в глубину и раскинув руки, словно владел всем временем в мире. Я думаю о детях, резвящихся в бассейне во время семейного купания во второй половине дня, – их восторг, кажется, физически ощутим. Плавание для нас – способ вспомнить, как играть.

Однажды осенью в густой темноте, плывя на лодке вокруг островов у берегов Британской Колумбии, я спрыгнула с кормы в неизвестность – ледяная вода в этот момент выглядела непроницаемо черной, – только для того, чтобы попытаться создать фосфоресцирующего снежного ангела. Облака мерцающих люминофоров расцвели вокруг меня, когда я вошла в воду, словно водное световое шоу. Когда я выбралась из воды и стала энергично растирать руки, с них слетали искорки.

Это чудо, ради которого мы и погружаемся в воду, говорит серфер Дейв Растович: «Мы забываем о своих телах, к которым привыкли, и просто… плывем».

Много лет назад мы с хорошим другом закрепили наши отношения, возникшие в колледже, проплыв вокруг Гавайев, начиная от его родного острова Оаху. Мы посетили другие острова, например Кауаи, где вошли в воды Тихого океана на пляже Полихале (протяженной полосе белого песка длиной 27 километров, к которой ведет длинная, изрытая колеями грунтовая дорога), кажущемся самым отдаленным местом в целом мире.

Мы плавали в этой вздымающейся аквамариновой массе, и лучше всего я запомнила всеобъемлющее чувство, что океанская вода имеет вес. В последующие годы я научилась ценить открытую воду – океан, озеро, достаточно большое, чтобы на нем были собственные волны, – словно я животное, которое в нем водится. Я воспринимаю плавание как способ познать какое-то место настолько близко, что это недостижимо никакими другими средствами.

Удовольствие от плавания где-либо может быть ежедневным, привычным, знакомым. В 1779 году лейтенант из команды капитана Джеймса Кука воздал должное умению коренных жителей Гавайских островов плавать во вступлении к судовому журналу: «Женщины могли приплыть от берега к кораблю и полдня оставаться в воде»[93]. В гавайской, полинезийской и других древних островных культурах Тихого океана, отметил он, мужчины, женщины и дети кажутся «почти амфибиями» с рождения. Я не знаю более очаровательного описания безграничной свободы пловцов.

Я чувствую эту свободу, плавая в заливе Сан-Франциско, но также осознаю опасности, всегда присутствующие на границах этой свободы. Холод добавляет еще один слой напряженности к опыту плавания в открытой воде. «Ты здесь чужак, – говорит мне Ким как ни в чем не бывало, – но все равно это делаешь». В условиях холода плавание действует на твое тело как сигнал пожарной тревоги. «Когда ты в воде, активизируется реакция "борись или беги", – объясняет она. – Все твердит тебе, что этого не следует делать, но ты все равно делаешь». Как ни смешно, некоторые преимущества плавания как раз и проистекают из того, что мы осмеливаемся как можно ближе подойти к борьбе за выживание как таковой. Это и есть возвышенное: благоговение и ужас, соединенные воедино. Мгновения паники, электрические разряды страха – все это просветляет и пьянит. Акт вхождения в воду – это маленький вызов самой смерти.

В своем очерке «В морских глубинах», написанном в 1937 году, Рейчел Карсон выразительно описывает океан как ощутимый способ для человека осознать масштабную взаимосвязь жизни. «Отдельные элементы исчезают из вида, чтобы снова и снова возникать вновь в различных воплощениях сродни материальному бессмертию», – писала она. Неважно, что это, слуховые кости китов или зубы акул. «На фоне космоса срок жизни конкретного растения или животного кажется не самодостаточной драмой, а лишь краткой интерлюдией к панораме бесконечного изменения». Мы все связаны в этом безграничии, и наше присутствие в море – это всего лишь вспышка, крик в бездну.

Тем не менее мы издаем этот выкрик.