Четверо из нас собрались в группу, по крайней мере, на пять минут. Бас-гитарист, австралиец по имени Марк Джордан, сделал свой бас собственноручно, работая в деревообрабатывающей и электрической мастерских. Также он был моим соучастником в деле управления школьным обществом любителей военных игр. Он не смог избежать проклятия школьного хора и потому имел классически поставленный басовый тембр голоса. Завершали ансамбль две акустические гитары, и в одну из суббот мы попытались что-нибудь сыграть. Единственной песней, насчет которой нам удалось договориться, была «Let It Be» The Beatles, поэтому именно ее и начали играть. Ужасно выбивались из темпа, с моими руками, извлекавшими сырой бит из бонгов, мы доплелись до припева – и в этот момент Майк понял, что классические басовые голоса на самом деле не подходят для исполнения партий, предназначенных для протяжных ливерпульских баритонов.
«Let It Ве» превратилась в удушливый хрип, а я старательно продолжал выстукивать бит на двух имевшихся в распоряжении барабанах.
Мы остановились. Я был разочарован, поскольку мой энтузиазм взял верх над любыми претензиями на точность. Майк не мог справиться с высокими вокальными нотами. Он прочистил горло и, звуча ужасно повзрослевшим, сказал: «Возможно, нам стоит изменить ключ?»
Я не понимал, о чем он говорит, но ответил: «Как насчет вот этого?»
Я открыл рот и принялся петь во все горло, а гитаристы дотянули до конца песни. Моя голова кружилась от вибрации, вызванной резонансом моего голоса. Когда наши таланты наконец иссякли, наступила оглушающая тишина.
– Можешь убрать отсюда эти гребаные бонги.
Майк, наш басист, признал поражение: «Я думаю, ты должен быть вокалистом, дорогой».
Таким образом, наше будущее в музыкальном бизнесе было обеспечено, и мы сделали перерыв на чай и тосты с маргарином и джемом. В конце концов, было шесть часов вечера.
Мои актерские потуги продолжали процветать, и я начал писать и даже в некоторой степени режиссировать. Я адаптировал для сцены радиопостановку Луиса Макниса «Темная башня», сыграв в ней самого льстивого дворецкого, а также выступив режиссером и продюсером, и все это происходило при поддержке моего наставника, мистера Кэмпбелла.
Мои занятия фехтованием превратились в «официальный» школьный вид спорта. Выиграв чемпионат школы, я был объявлен «школьным капитаном фехтования» и запечатлен на снимке в помпезной позе, с заметными бакенбардами.
Издевательств больше не было. Я стал похож на учреждение, которым возмущался. Я был ассимилирован, стал плотью от его плоти, как будто избиения и лицемерие были просто испытанием, через которое должен пройти каждый парень, прежде чем он превратится из гусеницы в правильный вид социальной бабочки.
Полагаю, мой статус в обществе лучше всего будет описать как эксцентричный, но приемлемый. Все это изменилось одним темным ноябрьским вечером 1975 года.
Неделя, предшествовавшая моему выпуску, была ничем не примечательной. Я проводил свободные дни в студии моего друга-гитариста Криса Бертрама. В этом нелепом дуэте мы перепевали песни из сборника Би Би Кинга, убивая блюз, и я обнаружил, что могу визжать, как банши и даже превзойти это достижение, но ведь для этого и нужен подростковый возраст, не правда ли?
К тому моменту я был в шестом классе, всего за несколько месяцев до того, как приступить к изучению английского языка, истории и экономики на уровне А. Там не было элементов курсовой работы; это была внезапная смерть – три часа на написание эссе, и если при этом вы были способны держать свое остроумие при себе, это была хорошая линия поведения.
За пару вечеров до окончания на лекции о Мачу-Пикчу и археологии инков произошло смешное, но удручающе деспотичное событие. Его центральным персонажем был имевший автомобильные инициалы академический исследователь Б. М. В. Трапнелл, который также оказался близким другом директора школы. Трапнелл был по профессии космологом и оказывал смягчающее влияние на родителей, а также, по-видимому, на школьных управляющих. Через пять минут после начала лекции он снял крышку со слайд-проектора, но, как оказалось, кто-то переставил слайды в другой – и достаточно скабрезной последовательности, которая явно намекала о злокозненном хитром плане.
Последствия были похожи на партийную чистку в нацистском стиле. Был составлен список тех, кого нужно наказать, и было ясно, кто этот список возглавил. Были назначены показательные избиения; гордость была под угрозой. Для наказания тех, кого считали лидерами заговора, использовалась розга, а орудовал ею лично господин Космолог, который был человеком крупным и, к большому сожалению для своих жертв, хорошим игроком в «пятерки».