Зачем нужны университеты?

В разговорах о литературе обычно именно в этот момент дает о себе знать одно странное и экзотическое создание человеческого воображения, а именно совершенно вымышленное место под названием «реальный мир». Сия абсолютно невероятная фантазия ничуть не похожа на тот реальный мир, в котором живу я и живете вы. В настоящем мире, с которым мы знакомы, есть много людей, делающих самые разные вещи: иногда они получают удовольствие от своей работы, иногда выражают себя в эстетических формах, в других случаях влюбляются или же говорят себе, что если бы они не смеялись, то пришлось бы плакать, порой спрашивают, что все это значит, и т. д. Но в вымышленном месте под названием «реальный мир» обитают исключительно несгибаемые роботы, которые посвящают себя одной задаче – делают деньги. Они работают, а потом умирают. Собственно, в высокохудожественных описаниях «реального мира», которые я читал, обычно даже не упоминается о том, что они умирают, возможно потому, что стоит вспомнить о смерти, и роботы могут на мгновение перестать работать, начать самовыражаться, влюбляться, спрашивать о том, что все это значит, и т. д., а как только это случится, «реальный мир», конечно, перестанет казаться таким уж особенным, а будет просто тем обычным миром, к которому мы давно привыкли. Собственно, я сам никогда не мог по-настоящему серьезно относиться к так называемому реальному миру. Он, очевидно, является выдумкой каких-то оторванных от жизни бизнесменов, живущих в своих башнях из слоновой кости и никогда не соприкасающихся с теми вещами, которые важны для обычных людей вроде меня и вас. Им стоит чаще выбираться на улицу.

Вряд ли нужно упоминать, что главная причина, по которой кто-то берется изучать средневековую историю, – это, если отвлечься от перспектив трудоустройства, интерес, который представляют такие предметы сами по себе. В данном случае предметом изучения является часть прошлого нашего общества, а пытаться вообразить общество, не интересующееся своим прошлым, – все равно что воображать себе человека без памяти. А это указывает на еще одну странность в повестке навыков: она говорит об обучении людей разным приемам для укрепления памяти, но так, словно бы у них не было прошлого, которое надо помнить. Понимание не работает в качестве выпадающего «диалогового окна», оно предполагает обдумывание того, как новый материал согласуется или не согласуется с категориями и впечатлениями, которые уже есть у понимающего субъекта. А размышление – не то же самое, что просто «навык», по крайней мере оно нечто большее.

«Навыки широкого применения» могут быть разве что побочным продуктом хорошо сделанной работы, но не ее целью. И опять же, если мы начинаем представлять выработку таких навыков главной целью наших дисциплин, значит, мы снова рискуем нарваться на ответ, что наверняка есть более прямые и надежные способы сформировать их, чем заставлять людей расшифровывать манориальные записи XIII в. или изучать размер поэтических произведений Джерарда Мэнли Хопкинса. Если ваша цель – это на самом деле научить людей писать хорошие докладные для отдела продаж, тогда начать лучше именно там. Тысячи студентов, которые каждый год поступают на гуманитарные факультеты университетов, в общем-то, не нужно убеждать разговорами о навыках, которые они приобретут: как правило, они просто заинтересовались некоторыми прочитанными ими текстами, и этот их интерес пересекается с другими интересными предметами, относящимися в том числе и к другим сторонам их жизни. Возможно, за образец можно было бы взять Монтеня, который (вторя Сократу) сказал: «Философствовать – это значит учиться умирать».[43] И вряд ли мы сильно усовершенствуем его тезис, если скажем: «изучать философию – это развивать навыки широкого применения, приобретаемые по мере прохождения программы обучения».

4

Даже сказав все это, я должен признать, что бывают обстоятельства, когда мне очень трудно объяснить, чем я зарабатываю на жизнь. Я могу, конечно, отделаться общими фразами и сказать, что работаю в академической сфере, преподаю и пишу в основном по литературе и истории. Но по-настоящему настырному опросчику, не говоря уже о небрежном, это не сообщит слишком многого о том, что я на самом деле делаю. Чтобы узнать последнее, по крайней мере в определенных контекстах, возможно, потребуется сменить регистр.