Зачем России Марин Ле Пен

Литературный национализм Барреса закономерно перешел в политический. Вместе с Моррасом он стал в 1899 г. соучредителем националистического роялистского движения «Аксьон франсез», о котором мы уже говорили выше. Питер Альтер в своей книге «Национализм» писал, что интегральный национализм, в отличие от национализма народов, не имеющих своего суверенного государства, появляется уже после того, как нация обрела независимость и создала государство. Если прослеживать корни национализма отца и дочери Ле Пен, то их следует искать именно во французском правом движении конца XIX века. Нередко их «Национальный фронт» называют фашистской партией. Но это, конечно, недопустимая натяжка. Действительно, согласно тому же Альтеру, нацистская Германия и фашистская Италия были примерами интегрального национализма. Но такой национализм может проявляться и не в столь крайних этатических формах. До поры он действует в облике радикального экстремизма, ультраправой идеологии, в пропаганде реваншизма и милитаризма. В наши дни интегралычый национализм проявляется в арабских странах и в Иране в виде религиозного интегризма и шовинизма. Но какие бы он ни принимал формы, генезис у него один и тот же – любой интегральный национализм появляется в результате унижения нации внешним врагом (поражением в войне, военным нажимом и др.) или некоей чужеродной группой, захватившей власть в стране, с которой эта группа этнически не имеет ничего общего. Плохо это или хорошо? Россию интегральный национализм спасал не раз. И в ходе борьбы с татаро-монгольским игом, и при войне с псами-рыцарями из Тевтонского ордена, и в годы Смуты, когда страной правил ставленник поляков Лжедмитрий, и в годы борьбы с иностранной интервенцией в период гражданской войны, и в Великой Отечественной. Сталин, кстати, специально делал упор на русский национализм, когда призывал советский народ следовать примеру Александра Невского, Суворова и Кутузова, а не примерам красных военачальников от Троцкого до Буденного. И обращался он к народу не по-коммунистически со словом «Товарищи!», а по-русски: «Братья и сестры!». И это сработало.

Унижение Франции во франко-прусской войне 1870 года ранило в равной степени и правых, и левых, и республиканцев, и монархистов. Так же, как поражение Германии, зафиксированное в Версальском мирном договоре 1919 г. было воспринято немцами как национальное унижение, на чем потом сыграл Гитлер. «Баррес спокойно передает, как он рассказал своему маленькому сыну о каком-то немецком военном, плюнувшем в лицо раненому французскому офицеру, – пишет Луначарский. – «Этот плевок остался на нашем лице, – поучает папаша своего сына, – на лице Франции, он зовет к мести». Расовую глухоту и расовую ненависть Баррес считает естественным дополнением к своему коллективизму. Ему нужно не только принудительно любить, но и принудительно ненавидеть. Вот этот – то новый, второй барресизм был с восторгом подхвачен мутным потоком французского национализма. Сам Баррес отдался его течению, к великой невыгоде для себя. Его политические приключения, в общем, печальны, хотя описывающие их книги блестящи и во многом поучительны и для противника».

Когда Луначарский писал о печальных политических похождениях Барреса, он имел ввиду, прежде всего, его увлечение буланжизмом. Это популистское реваншистское движение родилось во Франции в конце 1880-х годов на волне всеобщего недовольства французов соглашениями, подписанным Тьером в Версале. Военная тревога 1886–1887 гг., связанная с мелким инцидентом на франко-германской границе, вызвала во Франции новый всплеск реваншистских и милитаристских настроений. Националистическое движение в результате стало расти, как на дрожжах (см. подробнее: Adrien Dansette, Le boulangisme, Paris, Fayard, 1946; M. Ц. Арзаканян, А. В. Ревякин, П. Ю. Уваров. История Франции. М., 2007). Это движение возглавил военный министр в правительстве Жоржа Клемансо генерал Ж. Буланже, который претендовал на роль «сильной личности», способной укрепить пошатнувшийся авторитет государственной власти. Ветеран многих войн и республиканец по своим взглядам, он пользовался поддержкой радикалов. А твердость, которую он продемонстрировал перед лицом угроз Германии в 1887 г., окончательно сделала его кумиром толпы – «генералом реванша».