Зачем ты пришла?

Я вскрикнул, ты вскрикнула. Прижал тебя к груди, гладил по волосам. Боковым зрением увидел жирную кошку, что рассматривала нас с каким-то остервенением. Шаркнул ногой – кошка исчезла за ближайшей стеной.

– Поехали отсюда, холодно, – ты сказала это, словно маленькая девочка, упрашивающая папу.

Ты попросила отвести тебя на ночную дискотеку «подергаться», я ничего не имел против. Тебе надоело все, что я тебе включал: все эти дикие рок-музыки.

В клубе было пыльно, шумно, пьяно, людно. Адское остервенение, подпрыгивания и кривляния, словно пол клуба – это и есть та самая сковородка, на которой черти жарят души грешников.

Я пошел покупать себе пиво, тебе коктейль, протискиваясь сквозь потные тела кривляк, обходя целые пирамиды из женских сумочек, уложенных в центре кругов танцующих. И мне вспомнилось где-то слышанное: освобождение человека, либерализация личности вскоре дойдет до того, что желудок и печень скажут: я главнее, нет я! Освобождение не имеет конца в нормальном логичном виде. Конец всякого освобождения всегда абсурден. Сначала вроде все хорошо: освободились от традиций, от веры, от семьи, от обязательств. А дальше что? А дальше – с какой стати желудок, печень, почки, селезенка, простата – с какой стати все это должно находиться в подчинении у мозга? Не-е-е-ет. Все эти органы должны стать сами по себе. Желудок отдельно, печень отдельно, почки отдельно. Иначе какая это свобода? Это не свобода. Это имперский диктат мозга. А мозг-император нам не нужен. У нас демократическое отделение органов друг от друга. Органическая конституция и республика. Мы выстраиваемся в ряд, а не в пирамиду. У нас не ввысь, а вкось теперь.

Я задел очередную пирамиду из сумочек ногой – и она рассыпалась, выкатились помады, вывалились кошельки, мобильные телефоны с пропущенными от мужей звонками, влажные салфетки. А влажные девочки все прыгали.

– Придурок, смотри, куда идешь, – кто-то пихнул меня в спину.

Я заказал у бармена три пива себе и один коктейль тебе. Я сказал ему, я кричал ему в ухо: вот зачем нужны такие дискотеки. Для завершения освобождения личности. Для окончательного торжества свободы и демократии. Смотри, смотри же на них – ты видишь их танец? Тело без органов, тело нужно просто для того, чтобы подпрыгивать, пружинить. А органы внутри – они танцуют каждый сам по себе, не замечая других. Органы отвернулись друг от друга, словно каждый из них один в этом теле. Они танцуют и думают, как бы еще сделать так, чтобы и само тело исчезло, чтобы прыгать по танцполу самим, свободным окончательно, словно живые кровавые мячики.

– Представь, – кричал бармену, – не вот эти вот двуногие пустые тела бы здесь дергались, а целые толпы печеней, почек, селезенок, мочевых пузырей – представь! И кому бы ты пиво продавал, а? У свободы нет рук. Да и губы сами по себе – даже нечем бокал будет сжать, не говоря уж о горле, которое откажется глотать – так-то!

Свобода не имеет жажды. Свобода – это тело без органов и органы без тела.

Я взял коктейли и пиво, пошел искать тебя. Обернулся на бармена. Он жевал жвачку, глядя на меня пустыми рыбьими глазами. Глазами свободы. Глазами без жизни, без ума, без эмоций.

Я нашел тебя танцующей в толпе незнакомых женщин и мужчин. Я стоял и смотрел, а все вокруг прыгали. Заиграл кислотный ремикс «Nirvana», и я тоже запрыгал, разливая пиво и твой коктейль. Чувствовал, как все мои органы поссорились друг с другом – и танцуют по отдельности. Я чувствовал освобождение. Я видел, как ты перестала быть собой, и даже груди твои тряслись как-то невпопад, словно они не вместе были рождены, не от одной матери. И все, чего я сейчас хотел, – это соединиться с тобой пустыми телами. Давай же! Давай оставим наши органы, вены, мозги, оставим все это здесь. Уедем же и соединимся пустота с пустотой, а? Уедем и будем прыгать в кровати под этот вот ритм, а?! Мы будем без сознания, мы будем не мы. А потом все забудем, нам не будет стыдно! Уедем!!!

Но ты прыгала и прыгала, закрыв глаза, улыбаясь, сотрясаясь, вспотев. Какой-то адепт ритмичной пустоты в белой футболке, с широкими плечами, скакал слишком близко к тебе, прижавшись к тебе… И я вдруг понял, что ему еще не хватает свободы, что все его органы стенают о ней, просят ее, жаждут ее, но не знают, как обрести. Одного удара в челюсть хватило, чтобы на моих глазах, словно жабы и змеи, его органы поползли и поскакали из него через ноздри, уши, глаза; разрывая грудную клетку, вырываясь из горла.

Ты проснулась от танца, закричала, нас окружили люди, освобожденный в белой футболке валялся, рядом лежали его окровавленные освобожденные зубы, один или полтора. Танцпол был залит кровью. Я схватил тебя за руку и потащил к выходу. За нами никто не гнался: общество свободных людей принимало любой расклад. Ты всю дорогу молчала, молча и спать легла. И мы не соединились пустыми телами. Мы так и не смогли освободиться. Мы просто заснули, отвернувшись в разные стороны.

Вскоре после танца свободы мы пошли в другое место.