Зачет по тварезнанию

Я кивнул. Меня, конечно, не спрашивали. Но уже то, что разбудили, чтобы поделиться, — огромная победа! До этого момента я подозревал, что для Лайны я — всего лишь подручный самоходный инструмент для удовлетворения всяческих нужд. То есть она меня, вроде как, даже ревновала. В каком-то смысле. Но при этом не воспринимала всерьез. А если пригласила в святая святых — свои размышления, значит, я для нее что-то действительно значу.

Хотелось бы на это надеяться.

Пока я рассуждал про себя, Джелайна молчала. Кажется, ожидала моей реакции.

— И кто для какой цели? — уточнил я. И угадал с вопросом.

— Смотри, — оживилась она. — Единственная тварь, которую нам доводилось встречать на яйцах, это жутконос. Верно?

Я кивнул. Верно.

— И мы считали, что остальные просто лучше прячут гнезда. А что если жутконос единственный из всех твареформ способен откладывать яйца? — в пылающих глазах Хольм читалось: «А? Круто?»

Я кивнул. Круто. А потом понял, что меня о другом спрашивали. Вслух.

— Интересная мысль, — согласился я. — Тогда, выходит, выпень — твареформа для брачного периода?

Поскольку только для выпеня описывались ритуалы ухаживания.

— Ну да, — согласилась Лайна. — А мелкозуб — это исходная, глубоко удовлетворенная и довольная собой особь.

Она поцарапала Гррыха между ушей, и тот закурлыкал еще интенсивнее, демонстрируя: да, я удовлетворён и очень доволен.

— А почему тогда они в таком виде не брачуются? — уточнил я и протянул руку к мелкозубу. — Мне кажется, очень миленькая твареформа.

Гррых лениво покосился на меня, но не пропал. И позволил себя почесать. И даже развернулся так, чтобы его удобнее было чесать в четыре руки. Шерстка твари была удивительно нежной и приятной на ощупь.

— А как же соперники? — умиленно просюсюкала она, теребя тварь за мягкое пузико. — Как такой мурмусичек будет бороться с соперниками? Саблехвостости у него нет. Клыков нет. Чем за самку сражаться?

— А косорыл? Для чего нужен косорыл? — втянулся я.

— Чтобы прятаться. Может, кстати, косорыл — это следующая стадия родительства после жутконоса. Может, он нужен, чтобы птенцов, то есть, тварят, прятать от хищников.

— А для чего тогда нужен мраколют? — подбросил я очередной вопрос.

— Не знаю, — пожала плечами Джелайна и обезоруживающе улыбнулась. — Но мы же разберемся?

Ради этого «мы» я был готов разобраться даже с тем, для чего нужен лютостужень.

66. Кей. На грани сна.

Я потянулся к ее губам. И Лайна мне ответила. Немного рассеянно и капельку удивленно. Мол, как можно думать о каких-то глупостях, когда можно думать о тварях! Но тот, кто умеет ждать, рано или поздно своего дождется. Особенно, если не просто ждать, а двигаться навстречу.

Я бросил взгляд в сторону Гррыха, но тот предусмотрительно исчез. Я еще больше зауважал мелкозуба. Тварь, а с понятием! Я бережно уложил Джелайну на пол, не разрывая поцелуй. Оторвался от ее рта, пытаясь отдышаться за пару ударов сердца и любуясь ее расфокусированным взглядом. А потом вернулся к поцелуям, осыпая ее виски, скулы, шею, постепенно спускаясь ниже, распуская шнуровку. А она послушно отдавалась моим ласкам. Что вдруг случилось с Джелайной Хольм? Где ее экспрессия и стремление управлять всем миром? Нет, я совершенно не был против. Наоборот, сейчас как никогда полно я чувствовал себя мужчиной. Просто наполненным до краев мужчиной, и мне стоило огромного труда не излиться прямо сейчас. А мне еще нужно довести Лайну до эха. Раз она мне доверилась и выпустила контроль из своих рук.

Это доверие, это «мы», это «Кейратушка» — всё это сводило с ума. И в очередной раз переломило мое восприятие мира. Мне казалось, что не просто глажу ее бархатную кожу, а напитываю ее силой. Только сила эта не уходит из меня, а, кажется, растет. Словно в кулоне из чародита, отражаясь от нас снова и снова, магия росла и наполняла нас легкостью и безумием. Я ощутил, как вокруг нас сомкнулась защитная сфера. Рвано, словно продираясь из пространства и застревая местами, но она была целой. Я влил в нее свою силу, укрепляя несущие струны, и только потом понял, что впервые не выставлял щит, а подпитывал чужой. Хотя какой же он чужой? Он наш. Потому что у нас есть мы.

Я помог Лайне избавиться от одежды, всё еще не веря, что это не сон. Мы были близки не в первый раз, и каждый раз казалось, что сейчас я проснусь с позорным пятном на подштаниках. Она была такой красивой. Такой сладкой. Такой податливой. Такой невыразимо моей…