Зачет по выживаемости

Накрапывал мелкий дождь. В луче прожектора «Британика», поднятого в зенит, летела водяная пыль, осаждаясь на лобовом стекле вертолета. Юра, как самый маленький, втиснулся в пространство между спинками кресел и решетчатой переборкой моторного отсека. Я и Валентин стали на полозья справа и слева от кабины. Лететь предстояло не больше пяти минут.

— Готовы? — спросил Гриша.

И в этот момент Алексей вдруг застонал.

До этого он неподвижно лежал в кресле, как кукла, и вдруг по его лицу прошла судорога, дыхание участилось…

Я увидел, как вокруг его головы возник туманный ореол, от которого протянулась змеящаяся нить в сплошную черноту джунглей, нависших над «Британиком».

Гриша в пилотском кресле отшатнулся от Алексея. Юра что-то крикнул.

— Стой! Не стреляй! — закричал я Валентину, но он опередил меня. Трудно опередить человека с реакцией гремучей змеи. Длинная пулеметная очередь врезалась в темноту, и то место, где терялась вьющаяся над землей нить.

— Дурак, ты куда? Чуть под очередь не попал! — услышал я сзади.

Когда мы решили лететь к особняку, то согласились, что оружие останется у одного Валентина. Мы оставили лучеметы на нижней палубе «Британика» в арсенале, но кто может уследить за миниатюрными термитными бомбами размером не больше, чем сустав пальца?

Я поскользнулся на мокрых корнях, пробившихся сквозь трещину в бетоне, и вдруг в призрачном свете корабельного прожектора, направленного в зенит, увидел его: размытый в темноте силуэт, нечто вроде огромного скорпиона с поднятым раздвоенным хвостом, от которого змеился туманный шпур к вертолету. Я метнул бомбу и сразу же зажмурил глаза и упал.

Вспышка больно ударила сквозь сомкнутые веки. Сзади вразнобой закричало несколько голосов. Я открыл глаза и поднял голову.

Я метнул слишком сильно. Бомба перелетела через него. Позади подлесок был выдран с корнем. Над краем воронки из пережженных обрывков лиан шел пар. Туманный шнур, связывающий вертолет и чудовище, пропал, а сама тварь, оглушенная взрывом, корчилась на спине среди сорванных взрывом ветвей. Она была еще жива.

— Кретин, Васич! Надо же предупреждать!

Валентин, подбежав ко мне, нажал на гашетку и, не отпуская пальца со спускового крючка (пули отбрасывали тварь все ближе и ближе к краю воронки), продолжал идти вперед. Агонизирующее чудовище неожиданно окуталось бледным свечением, контуры которого за считанные секунды вдруг повторили силуэт Алексея, какого-то осьминога, Валентина, крабообразного гекатонхейра, и, наконец, глянуло на нас туманным оскалом какого-то уже совершенно невообразимого существа. Свечение начало меркнуть, суживаться, превратившись в тонкую нить, уходящую в ночной зенит и… исчезло.

И только тогда Валентин отпустил гашетку.

За тридевять парсеков

Право же, нетрудно презирать опасность
в гостиной, в компании своих приятелей.
В таком случае человек проникается
преувеличенным уважением к своей
особе. Он удовлетворен собственной
храбростью, не вспоминая при этом о
малоприятном вкусе страха.

Уильям Сомерсет Моэм

Господь изощрен, но не злонамерен.

Альберт Эйнштейн

Декабрь 2190 года. Экипаж звездоскафа 0075 «Тритон».

Пилот-стажер Григорий Чумаков, двадцать три года, он же Швейцарец, исполняющий обязанности командира звездоскафа.

Пилот-стажер Валентин Иваненко, двадцать три года, он же Философ, он же Хома-Киммериец, диверсант — внук диверсанта.

Пилот-стажер Юрий Вергунов, двадцать два года, он же Заяц. Чемпион факультета по многоборью.

Декабрь 2190 года. Экипаж звездоскафа 0076 «Северный Ветер», сокращенно — «С. В.». Лена неизменно расшифровывала эту аббревиатуру как Спальный Вагой.

Пилот-стажер Елена Галактионова, двадцать два года, она же Красотка. Несмотря на ангельский лик, за ней одно время прочно закрепилось прозвище Дикая Кошка.

Пилот-стажер Василий Дробич, двадцать три года, он же Васич, исполняющий обязанности командира звездоскафа.

Пилот-стажер Алексей Гопак, двадцать три года, он же Длинный.

1

В командной рубке звездоскафа полутьма. Светятся экраны панорамного обзора «С. В.», выхватывая из черноты звездного пространства часть огромной планеты, похожей на Сатурн. Планета опоясана величественной парой колец, которые охватывают ее крест-накрест. Дымчато-зеленый шар планеты едва заметно вращается, и, если присмотреться, видно, как струятся под напором ураганных ветров мутные языки широтных поясов облачности.

До Солнца отсюда сорок парсеков.

По бортовому времени час ночи. Если быть совсем точным: 1 час 10 минут шестнадцатого декабря 2190 года, но тем не менее ни я, ни Алексей не спим.

— Не правятся мне планеты такого типа, газовые э-э… гиганты, подавляют своим величием, — наконец роняет Алексей в полутьму, обращаясь скорее к экранам, чем ко мне.