Зачет по выживаемости

— Не надо. Не очень я усложняю. Ну, хорошо, пусть не так. Зона свободна. Без осложнений мы садимся на Чарру. Но стоит ли рисковать? Если даже половина из того, что сказал штурман — правда, этим должны заниматься косморазведчики. У нас до выпуска остался год. Еще два зачетных полета и все.

Гриша что-то возразил, но мне в голову пришла совершенно другая мысль.

— Ладно, Гриша, допустим, ты благополучно садишься на Чарру, и все проходит как нельзя лучше, и ты улетаешь оттуда с птицей в грузовом отсеке.

Гриша насторожился:

— И что?

— И возвращаешься на Землю. Как ты объяснишь самовольное отклонение от курса? Случайностью? Таких случайностей не бывает. За это по головке не погладят.

— Победителей не судят, — сказал Гриша.

Мы проговорили с ним в общей сложности часа три. Молодая мама с ребенком давным-давно ушла. Солнце склонилось за шпиль летнего театра. Мне показалось, что я убедил Швейцарца.

На учебном маршруте «С. В.» отстал от «Тритона» на неделю. Двенадцатого декабря наши звездоскафы должны были встретиться, чтобы вместе возвратиться на Базу. Но мы не нашли никого в секторе встречи. До контрольного срока оставалось еще десять дней, и мы не придумали ничего лучше, как повернуть «С. В.» к Чарре. В тот момент, когда пеленгаторы засекли аварийный радиомаяк на поверхности планеты, я почти не сомневался, что это звездоскаф Швейцарца.

3

После того как попытка связаться с ними оказалась безуспешной, Алексей неожиданно спросил:

— А вдруг это не «Тритон»?

Хотел бы я, чтобы это было так, а сам «Тритон» был бы где-то на подлете к Базе.

— Тут некому сигналить, кроме них, — сказал я. — Зона закрыта восемнадцать лет назад.

— Да, действительно, — согласился Алексей. — Попали ребята. Край света. Сколько они уже здесь?

— А что?

— Если зона закрыта, она вполне может патрулироваться, тогда через несколько дней тут должен быть спасательный рейдер. Через три-четыре дня.

— Значит…

— Значит, зона либо не патрулируется, либо они только включили «SOS».

Вспоминая этот диалог, я сейчас не могу не подивиться нашей тогдашней самоуверенности. Ну как же, все разложено по полочкам: вот неизвестная планета (какое восхитительное словосочетание — неизвестная планета! — есть в этом словосочетании какая-то неизбывная ностальгическая прелесть), но для нас это была тогда планета под кодовым номером таким-то с примечанием в графе «название» — Чарра; вот потерпевший аварию звездоскаф, вот расстояние, угол сближения, данные телеметрии, расчет времен… Ну как же — герои зачета по выживаемости, чуть ли не убеленные сединами ветераны, что вышли невредимыми из воды и огня, без пяти минут волки Косморазведки, да что там — сам Юрий Алексеевич и Константин Эдуардович[1] стоят в одном ряду с нами, слегка потеснившись, дальше, скромненько так, — Сергей Павлович, Николай Иванович, Фридрих Артурович[2] и еще с десяток фигур помельче. Ну как же — дранг унд анстурм! Да почему бы и нет, в конце концов? Ну, неизвестная планета, ну, даже сигнал «SOS», да если мы четыре дня будем ждать спасательный рейдер, выйдя на орбиту, в то время как там, внизу неизвестно что происходит, — грош нам цена.

— Ребята, надо сообщать на Базу, — Лена нервно теребила кончики волос. Даже в полутьме рубки было заметно, как она побледнела.

— Турнут их из стажеров, — прищурился Алексей, — как пить дать, если мы сообщим на Базу. А может, справимся сами? Вдруг там ничего серьезного?

— А если не справимся? — спросил я.

— Боишься?

Я промолчал.

— Мы не спасатели, — сказала Лена.

— Да, скандал будет ба-альшой, — Алексей потер подбородок. — Надо приземляться, Васич. Все-таки мы ж не чужие. «Тритон» — там же Юра Заяц, Валик, Гриша. Может, они кровью истекают… — добавил он, подвигав бровью.

— Типун тебе на язык! — вспыхнула Лена. К ее лицу возвратились нормальные краски, щеки порозовели.

Я мельком глянул на Лену. Лена была неотразима.

Алексей тоже отвернулся от экрана и, окинув Елену задумчивым взглядом, констатировал:

— Вы неотразимы, мадемуазель, однако…

— Приземляться будем и так, и так, — сказал я. — Что решаем: сообщаем на Базу? Нет?

— Да, — сказала Лена.

— Нет, — сказал Алексей.

— Так да или нет?

Алексей прочистил горло.

— Самовольное отклонение от курса — за это по головке не погладят. Объясняться ребятам придется долго. Да ведь и мы тоже… отклонились от трассы.

На шкале дальномера под аварийным сигналом на мгновение вспыхнула единица с восемью нулями, тут же сменившимися на девятки, вслед за которыми начал плясать разнобой меньших цифр. До Чарры оставалось сто миллионов километров, и каждые две секунды это расстояние сокращалась еще на пять тысяч.

— На Базу мы сообщить всегда успеем, — Алексей посмотрел на меня.

— Ладно, — сказал я, — сутки ничего не решают. Примерно через пятнадцать часов мы будем над Чаррой. Если к концу суток мы не найдем ребят живых и здоровых или решим, что поднять «Тритон» мы не в силах, будем вызывать аварийную.