На следующий день он был в Брюсселе.
Этот приятный город являл свой обычный вид, — энергичной коммерции, весьма заметной вульгарности, прикрытой паутиной средневекового буржуазного великолепия. «Иногда утомительно, — подумал он, — быть в городе, который так бесстыдно заявляет: Разве мы богаты? Вы и понятия не имеете о том, как это приятно». Обычные афиши французских гангстерских фильмов. Пожилой классический актер, покрытый слоем кровопролитной свирепости и жесткой щетины, окруженный пистолетами-пулеметами, свирепо глядел на девку в разорванной блузке, находившуюся на ступеньку или две ниже его на очень грязной лестнице. Прелестно!
Ван дер Балк любил Брюссель в малых дозах. Он остановился выпить процеженного кофе на Адольф Макс, прежде чем двинуться назад под туманным зимним солнцем к своей машине. Лениво, не торопясь, он приближался к Остенде. В Эрнегейме он съел ленч в заведении «Моя хибарка» и выпил их симпатичного имбирного пива. Месье де Винтер, как он узнал, почти не бывал дома.
— О, он заглядывает примерно раз в две недели, но всем ведает мадам. Ей пальца в рот не клади.
Отель стоял на главной дороге от Остенде на Брюгге и Гент; средних размеров, весьма дорогой, процветающий; доходное дело. Тип отеля, который так часто встречается, — старое здание оставлено как фасад, потому что оно «привлекательно», а к нему кое-как прилеплены современные пристройки. Привлекательной частью служил величественный, но уродливый массив семидесятых годов XIX века — скверное время для архитектуры. Тяжеловесный, но продуваемый сквозняками. Новая часть, откровенно кошмарная, была сооружена после войны и еще достроена в последние год-два; новый бетон выглядел чище, чем старый. Ни разу не было сделано какой-нибудь попытки добиться архитектурных достоинств, благородства или единообразия.
Как у многих отелей этого типа, сейчас нельзя уже было отличить переднюю его часть от задней. Большая стоянка автомобилей; угол огибала длинная терраса с кустиками в каменных урнах, толстая тяжелая балюстрада и кресла из плетеного красного пластика. Он попробовал первую дверь и увидел темную, отделанную плюшем столовую, украшенную колоссальными каучуконосами. Затем — комната отдыха с канделябрами, зеркалом и сиденьями на двоих, веретенообразные круглые кофейные столики, кресла со львами и обивкой из зеленоватой парчи; величие Второй Империи. Все было позолочено; зеркало принадлежало Нана.
Он прошел в новую часть и обнаружил бар, а за ним новый вход в отель с омерзительной пластикатовой конторкой портье и неоновой лампой над ней. Лампа лила противный свет на сотни фотографий туристов, два алых телефона и портье. Он был в форме, тоже восходящей к временам Наполеона Третьего — что-то вроде сюртука с бранденбурами, как у темного биржевого маклера. «Один из клиентов Нана», — решил ван дер Вальк. У него был бычий западно-фламандский вид, что несколько подрывало первое впечатление, как о человеке, который все делает споро. Ван дер Вальк оскалил зубы, однако на эту очаровательную улыбку портье ответил деревенской подозрительностью.
— Пожалуйста, месье де Винтера.
— Зачем? Вы коммивояжер?
— Нет. Не имел представления, что вас это касается.
— Ну, это — моя обязанность.
— Вряд ли вы обязаны быть грубым с посетителями. У меня личное дело.
— Я только имел в виду, что вы, должно быть, не слишком хорошо с ним знакомы, иначе вы бы знали, что он бывает здесь только в начале недели, по понедельникам или вторникам. И то не всегда.
Ему, видимо, казалось, что этим он что-то доказал.
Ван дер Вальк подумал, не заехать ли портье в ухо, но решил воздержаться. Ему был понятен склад ума портье в пригородных отелях, и он прикрыл кошмарный рисунок колокольни десятифранковой ассигнацией. Портье дружески улыбнулся.
— Почти три недели мы его не видели, сэр. — Раздумье. — Самому показалось странным, что мы не видели его на этой неделе. — Снова раздумье. — Что, я полагаю, будет, наверное, лучше всего, да, если у вас личное дело, правильно будет вызвать мадам. Она наверху, в своей квартире, но я мог бы позвонить ей.
Ван дер Вальк направился в бар, где обнаружил сонного официанта. Там было английское пиво, тонизирующий напиток «Геро», довольно сомнительное шотландское виски, экспортный джин и странный коньяк в бутылке с этикеткой, которой искусственно был придан вид старой с помощью несуществующего герба; все это по ценам, которые ван дер Вальк счел отвратительными. Он заказал белое вино и черносмородиновую наливку, уселся в дальний угол и решил не зажигать сигары. По его предположению, мадам не заставит себя долго ждать. Знает ли она, что случилось с Жераром де Винтером? Догадывается ли она? Все ли еще недоумевает? Или ей вообще все равно?