Загадка белого «Мерседеса»

Не очень-то просто поймать работника отеля сразу после полудня, так как у него это единственное свободное время дня. Начинают они рано утром и становятся все более занятыми вплоть до конца подачи ленча. И только тогда воцаряется восхитительная тишина. Управляющий отелем поднимается с постели к восьми часам. Он закончит завтрак и, может быть, просмотрит газету к девяти тридцати. Перерыв и дневная еда будут у него только около двух. Вполне резонно, что он предпочитает тогда исчезнуть до семи часов вечера, поскольку будет снова занят почти до двенадцати ночи. Горе тому, кто потревожит его во время этого дневного отдыха. Мадам Соланж де Винтер, управляющая и содиректор отеля «Универсаль», не была исключением из этого правила.

Ван дер Вальк не знал, или, вернее, не подумал об этом, иначе он бы понял. Он привык к людям, которые работают и которых можно застать на месте днем. Ему никогда не приходило в голову, что в отелях привыкли к испанской сиесте. Он решил, что мадам, наверное, считает простыни или что-нибудь такое; он и представления не имел о том, что она в постели.

Она была застигнута врасплох; большая порция джина и довольно спокойный день: конец ноября — не очень оживленное время. Как обычно, в два тридцать она разделась и легла в постель, и теперь почти заснула. Ее занимала одна проблема, но она лениво посасывала ее, как мятное драже, засунутое за зуб мудрости. Она не совсем представляла себе, что происходит с Жераром, и это ее беспокоило. Ее спальня была очень удобной; хорошо натопленная, перегруженная мебелью, роскошная напоказ, наполненная всем, что она только могла придумать, чтобы себя потешить. Утонув в шелковой постели, восхитительном ее коконе, она лежала и мысленно заменяла Жерара непристойными фантазиями. Телефонный звонок ее разозлил.

— Кто это?.. Что?.. Спрашивает месье?.. А как он выглядит?.. Мм… Хорошо, я спущусь.

Этот Бернар — осел, настоящий болван. Но все-таки, это может быть какое-нибудь официальное лицо; может быть, это посещение, которого она ожидает; которого, как ей сказали, надо ждать. Пора взять себя в руки, голова должна быть ясной. Это всегда ей легко удавалось; она была весьма деловой женщиной. Она добилась успеха, ибо хорошо знала, как дисциплинировать себя, так же хорошо, как умела давать себе волю.

Она поднялась с постели, раздраженная, но твердая в своем решении. Она никогда не потворствовала своему плохому настроению. Как бы ни были глупы служащие, бранить их нельзя. Они брали расчет, и не только было трудно достать новых, не только приходилось обучать их, но отелю не приносило пользы то, что клиенты постоянно видели все новые лица. Она умела чувствовать целесообразность; иногда она прибегала к запугиваниям, но только тех жалких старых кляч, которые были неспособны уйти, которым некуда было уйти. Вроде бедной старой мадмуазель Брантом, экономки, или этой старой развалины Леони, которая по четырнадцать часов в день работала в кладовой, или старого Билли в подвале.

У нее было предчувствие, крошечный зародыш сомнения и страха; она ходила по комнате и курила. Затем решительно заставила себя успокоиться, погляделась в зеркало и любовно помассировала тело. Оно ее не подведет. Гиги, китайский мопс, который заворчал на телефон, посмотрел на нее шаровидными внимательными глазами. Шарлеман, овчарка, скучая положила голову ей на колени. «Я хорошо сохраняюсь, — подумала она, — как хорошее вино с крепкой пробкой».

Она надела рабочий костюм; узкое черное платье, довольно светлые чулки, — чтобы подчеркнуть красивые ноги. Открытые лакированные туфли на высоких каблуках; никаких драгоценностей, кроме кольца с алмазом. Волосы у нее были пышны, молоды. Спускаясь по лестнице, она выглядела, как всегда, спокойной, изящной, деловитой и очаровательной.

Ван дер Вальк следил, как она изящно подплывала к нему; он мог полюбоваться ее фигурой, когда она остановилась, чтобы сказать что-то портье. Она наклонилась, чтобы взять пару телеграфных бланков; и у него было время понаблюдать за ней через сводчатый проход. Ее голос, когда она появилась, был низким и мягким, но он легко мог представить себе, как в подходящем случае он станет резким. Она показалась ему довольно удачным образцом бельгийской торговки; даже если она станет толстой, как цистерна с бензином, ее рот не изменится. «Примерно такой же нежный и мягкий, как правый бутс футболиста», — подумал он. Глаза у нее были светлые, приятного аквамаринового цвета. Она была бы красива, если бы не ее нос — он был курносым, как у собаки.

— Я — мадам де Винтер. Моего мужа сейчас нет; могу ли я быть чем-нибудь вам полезна?

— Меня зовут ван дер Вальк. — Он поклонился. — Я инспектор полиции города Амстердама.

— Ах, так. Вы хорошо говорите по-французски.

— Вашего мужа зовут Жерар де Винтер, и он владеет этим отелем, не так ли?

— Совершенно верно. У вас официальный тон. Кстати, что вы пьете? — Она была права; настало время всерьез овладеть собой. — Жозеф… Еще белого вина для господина и свежую наливку… и, да, мне белый «чинзано».