Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

— Значит, готовим матюгальное послание в Берлин на имя Кальтенбруннера, — заключил Барышников.

— Совершенно верно, Владимир Яковлевич, и попрошу поскорее. Главное, не скупитесь на эмоции, чем проще и категоричнее, тем будет доходчивее, — подтвердил свое решение Абакумов, но для подстраховки все-таки попросил Утехина провести работу с Генштабом по подготовке «важнейшей информации» для «Цеппелина».

Третьего августа через голову Курека Бутырин отправил радиограмму лично шефу Главного управления имперской безопасности обергруппенфюреру Эрнсту Кальтенбруннеру. Берлинский радиоцентр принял ее без помех, и уже спустя тридцать минут расшифровка легла на стол адресата, наделав в управлении невероятный шум. За всю историю этого ведомства агент впервые обратился напрямую к его руководителю. В своем обращении он не скупился на хлесткую оценку работы «бюрократов от разведки»:

«Обергруппенфюрер! В момент, когда рейх находится в опасности, нам удалось добыть весьма ценный материал. Но он не реализуется уже 14 дней! Мы в Мисцево, у площадки, уже четвертые сутки. Риск крайне высок! Когда мы приехали, нам предложили искать другую. Забрать контейнер с материалами крайне важно, и, несмотря на это, вот уже два дня мы не получаем никаких указаний! Поиск другой площадки еще более оттянет время, потребует дополнительного риска и может окончательно погубить жизненно важную для рейха информацию! Мы вынуждены обеспокоить лично вас своей просьбой о немедленном принятии решения».

Этот день для Курека, Курмиса и Бакхауза стал едва ли не самым черным за всю историю войны. Они не находили себе места в кабинете Кальтенбруннера. Взбешенный шеф не хотел слушать никаких объяснений. Попытки Курека свалить все на плохую погоду и летчиков, которые не успели подготовить самолет, еще больше распалили его. Рев Кальтенбруннера был слышен даже в коридоре. За те пять минут, что он бушевал, Курмис и Бакхауз успели дважды побывать на Восточном фронте и трижды быть разжалованными в рядовые. Курек уже не пытался возражать, предпочитая молча сносить оскорбления. На его счастье, зазвонил телефон прямой связи с Гиммлером. Кальтенбруннер поднял трубку, с трудом подавил вспышку гнева и заговорил коротко и отрывисто:

— Да, рейхсфюрер!.. Они сейчас у меня… Принимаем экстренные меры… В основном технического плана… В ближайшее время эта задача будет решена…

Офицеры переглянулись между собой, по обрывкам разговора догадываясь, что содержание радиограммы дошло до Гиммлера. Теперь они ловили каждое слово, пытаясь прочитать по лицу Кальтенбруннера, чем это могло грозить лично им. Судя по лаконичным ответам, Гиммлер, похоже, пока не собирался поднимать большого шума. Закончив разговор, Кальтенбруннер с грохотом швырнул трубку на рычаг, зло сверкнул глазами на вытянувшихся вдоль стены подчиненных и с раздражением сказал:

— Так работать нельзя! Еще одна такая радиограмма — и наше ведомство можно закрывать! Вы, Курек, вы лично отвечаете за успех операции, причем отвечаете головой. О ходе подготовки к ней докладывать мне два раза в день! Предельный срок — неделя! Документы от Леонова должны лежать у меня на столе не позже десятого августа. Вам ясен приказ?!

— Да, обергруппенфюрер! — выдохнули в один голос провинившиеся.

Наступая друг другу на пятки, офицеры выскользнули из кабинета. Напуганные перспективой отправки на Восточный фронт, они рьяно взялись за выполнение приказа. Бакхауз, не задерживаясь в управлении, сразу же поехал на аэродром, чтобы ускорить подготовку самолета. Оставшиеся занялись составлением радиограммы в Москву. В ней они пытались удержать своих агентов от опрометчивых шагов. Перо Курека, будто затупленный плуг в проросшей корнями земле, застревало на каждой букве. После разноса у Кальтенбруннера он буквально выдавливал из себя каждое слово.

«Ваша обеспокоенность понятна обергруппенфюреру. Он выражает восхищение вашим мужеством. Сохраняйте терпение. Мы делаем все возможное, чтобы забрать материалы и вас. В ближайшее время за вами будет направлена специальная группа сотрудников “Цеппелина”. Координаты площадки для посадки самолета остаются прежние. Да поможет вам Бог!»

Это сообщение от третьего августа, сразу же после расшифровки попавшее на стол Абакумова, рассеяло сомнения контрразведчиков. В Берлине отнюдь не отказывались от рискованной операции с вывозом агентов и материалов. Окончательную точку поставила еще одна радиограмма, принятая восьмого августа:

«Ждите самолет в ночь с десятого на одиннадцатое».

Однако Окунев, Тарасов и Бутырин вместе с бойцами из группы жгли костры на поляне неподалеку от деревни Михали совершенно напрасно — самолет над ней так и не появился.

На следующий день «Цеппелин» разъяснил ситуацию:

«Приносим свои извинения за ту опасность, которой подвергаем вас. Летчики ошиблись с районом. Сохраняйте терпение и выдержку. Мы до конца остаемся с вами. Операцию повторим в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое».