— Вы, наверное, знаете, что меня завербовал Гофмайер, от него я получил задание создать разведывательно-диверсионную группу в Ленинграде?
— Конечно, нам об этом известно.
— В таком случае что я должен рассказать в Абвере? Как я объясню свое появление в числе дезертиров?
— Этот момент мы тоже предусмотрели. Так вот, незадолго перед тем, как Гофмайер послал тебя с заданием в Ленинград, мы арестовали его агента, и ты просто чудом избежал засады на квартире. Поэтому у тебя не оставалось иного выхода, как податься в дезертиры.
— Ясно! И, наверное, последний вопрос: как планируется выход на «окно»?
— «Окно» уже готово, но через него пройдете только вы с Петренко. Два «бандита» сбегут по дороге, а Горина «подстрелят» на передовой.
— Однако сурово вы со своими поступаете, — не удержался от шутки Виктор.
— Это чтоб чужие больше боялись, — не остался в долгу Утехин и, согнав с лица улыбку, продолжил: — После выхода к гитлеровцам начнется второй и, пожалуй, самый трудный этап операции, на котором многое будет зависеть от твоего таланта, поэтому сделай все возможное и невозможное, чтобы они поверили, а уж потом переходи к плану «Дядя».
— Надеюсь, поверят. Только бы Петренко не подгадил, а то наплетет фрицам…
— Я думаю, вряд ли — какой для него резон? Ему и без того будет над чем голову поломать.
— Пожалуй, да, — согласился Виктор, — тогда у меня больше вопросов нет.
— В таком случае, Виктор Яковлевич, поезжай на нашу конспиративную дачу в Малаховке — это прекрасное, тихое место, там у тебя будет возможность хорошо отдохнуть и как следует подготовиться к выполнению задания, — завершил встречу Утехин и проводил его до двери.
Бутырин спустился к машине. Немногословный капитан Сафронов лишь коротко обронил водителю:
— В Малаховку.
На протяжении всего пути никто из них не проронил ни слова. Сафронову это не полагалось по службе, а Бутырин после встречи с Абакумовым и Утехиным чувствовал себя совершенно опустошенным.
Через сорок минут машина въехала в густой сосновый бор, где затерялось десятка два дач, и остановилась у глухих зеленых ворот. Охрана, узнав Сафронова, не проверяя документы, пропустила Виктора во двор. В доме его поджидал накрытый к ужину стол. Легко перекусив и выпив заваренного со смородиновым листом чая, он поднялся на второй этаж в спальню и, утомленный долгой дорогой, а еще больше событиями этого дня, свалился в постель и заснул крепким сном.
После завтрака разведчика уже поджидали в холле два инструктора, и начались напряженные занятия. Сутки спрессовались в один бесконечный день — ранний подъем, зарядка, непрерывная череда занятий, потом короткий перерыв на обед и снова учеба. В который уже раз Виктор штудировал свою легенду, поражаясь осведомленности контрразведчиков. Казалось, они знали про него и его семью абсолютно все. Даже такие второстепенные мелочи, как, например, довоенная поездка в гости к дяде, который в то время работал заместителем начальника управления железной дороги города Тбилиси. Однажды он оказался там за одним столом с любимцем Сталина — Лазарем Кагановичем. И этот, и ряд других эпизодов, на которые должна была среагировать гитлеровская разведка, были умело вплетены в ткань его легенды.
Но особенно внимательно он изучал ту часть задания, которую ему предстояло выполнить при внедрении в «Абвер-группу 102». Десятки раз он повторял про себя имена и фамилии Штайна, Штандке, Бокка, Самутина и Петренко, а также других гитлеровцев, стараясь не упустить мелочей, включая привычки и слабости врагов, чтобы потом, когда придет время, на все сто использовать свой шанс. К концу вторых суток он знал этих мерзавцев не хуже близких родственников, а само «осиное гнездо» представлял как свои пять пальцев. «Вживаясь» в этот абверовский «зверинец», он не уставал восхищаться блестящей работой неведомого разведчика, который прокладывал ему путь к цели.
Наступил новый день — 23 мая, и события стали развиваться с головокружительной быстротой. После обеда на даче одновременно появились Сафронов и Утехин, и по их поведению Бутырин сразу догадался, что его время пришло. И он не ошибся. После недолгих сборов все втроем сели в машину и выехали на подмосковный военный аэродром «Чкаловский», где в полной готовности ожидал вылета самолет. Контрразведчики проводили его до самого трапа. Утехин был немногословен — все слова уже давно были сказаны, — на прощание он порывисто обнял Виктора и крепко пожал ему руку.
Бутырин поднялся на борт, занял место поближе к люку и, не обращая внимания на суету экипажа, погрузился в размышления. Он не слышал рева двигателей, не замечал изматывающей болтанки, так как мысленно уже был там, рядом с гитлеровским резидентом Петренко.