– Дайте мне воды.
С Элей они познакомились на дне рождения его друга. Девушка недавно окончила школу, а он уже был молодым сотрудником уголовного розыска. Встречались два года и решили подать заявление в загс. Но перед самой свадьбой Элина исчезла.
– За что вы убили невесту?
Павел Иванович сдвинул в сторону бумаги и включил диктофон.
– Я не убивал ее. Клянусь своей жизнью. Я любил ее!
– Элина вам изменяла? Поэтому вы убили ее? Вспомните день, когда она пропала. Что тогда произошло?
Платон Альбертович измученно опустил голову.
– Простите, умоляю вас. Я ничего не помню, – простонал он.
Он неотрывно смотрел на кольцо в пакете.
– Там еще были туфли на каблуке. Но за столько лет они почти сгнили. Вы вряд ли сможете их опознать, – заметил следователь. – Как и остальную одежду убитой.
– Где именно ее нашли? – тихо спросил Платон Альбертович.
– Вы не помните, где спрятали тело? Действовали в состоянии аффекта? Помните, как убивали других девушек?
– Нет, нет, нет. Я никого не убивал!
– Тело вашей несостоявшейся супруги было спрятано в мешок. Обычный мешок, в каких хранят картошку. И прикопано в одном из коридоров подземного хода. Его нашла служебная собака.
Платон Альбертович потер пальцами переносицу, забыв о травме, затем сдавил руками виски. Машинально поднял левую руку. Наручные часы показывали начало одиннадцатого ночи.
– Но она ведь тогда оставила записку, – говорил отчим Павла как будто сам с собой. – И звонила потом.
Повисла напряженная тишина. Настя посмотрела на остальных ребят. Чувствуют ли они то же почти осязаемое напряжение, которое ощущает она? Сам воздух, кажется, пропитан болью и отчаянием. Платон Альбертович не мог так притворяться!
– Она уехала, когда я был в командировке, – заговорил отчим Тайгряна. – Оставила записку, что уходит к другому. Объясняла, что не хочет всю жизнь за меня бояться, а с моей работой так и будет. А тот, другой, художник и покажет ей весь мир. В общем, обычный бабий бред о принце на белом коне. Они собирались за границу. Я понятия не имею, куда. Перед своим исчезновением она забрала все деньги, что были в доме, все украшения, что я ей дарил. И устроила пожар, в котором чуть не пострадала моя мать.
– Значит, повод ее ненавидеть и желать ей смерти у вас имелся? – нахмурился и спокойно констатировал Павел Иванович.
– Нет! Я не убивал Элю и никогда не причинил бы ей зла!
Никто из ребят не шевелился. Слушали, затаив дыхание и раскрыв рты. И очень боялись, что их попросят уйти. Настя придумала, что сказать, если это все-таки произойдет. Она ведь помнила, где находятся люки в подземные ходы. Мишка говорил – под лестницей, в кабинете купца и у стены в левом крыле здания. Девушка решила, если что, потянуть время, вызваться рассказать об этом. Уходить сейчас хотелось меньше всего. Снаружи уже вовсю бушевала метель. Анастасии, сидевшей ближе остальных к окну, было видно, как густо валит снег, и как безжалостно крутят его резкие порывы ветра.
Глава 25. Потомки купеческого рода, или Развязка
А ведь тогда тоже была зима… Юное, смеющееся лицо виделось ему в темноте заснеженного окна. Мужчине казалось, что он знает о ней все. Знает наизусть каждую нотку ее смеха и голоса, бесподобный аромат ее кожи, ее тело на ощупь и на вкус. Но потом ее у него отняли… Безжалостно, непредсказуемо, резко. Как неожиданное падение под лед, когда все сжимается от холода и невозможно сделать вдох. И сейчас грудь снова сдавило. Пятнадцать лет прошло, а ощущения совсем не притупились, рана так же саднит. Да она и саднила все это время… Кажется, еще немного, и он взвоет, как тогда, опять рухнет на колени, затрясется от рыданий. Нет, нельзя. Никому нельзя показывать свою боль.
– Остальное расскажете в отделении. А сейчас покажите нам, где находятся спуски из дома в подземные ходы, – следователь поднялся, шелестя бумагами.
Платон Альбертович медленно отвел взгляд от окна. Посмотрел так, словно не очень хорошо понимает, где находится, и кто все эти люди вокруг. Его настоящее осталось там, в темноте, вместе с зыбким, полупрозрачным лицом когда-то любимой женщины.
– Да, конечно, – он тоже поднялся.
Однако внимание всех присутствующих в следующее мгновение переключилось на высокую сухопарую даму. Она тихо спустилась по лестнице, и если бы не прозвучал вдруг низкий властный голос, ее появление заметили бы далеко не сразу.
– Что здесь происходит? Вы кто? – высокомерно, с оттенком властного презрения спросила мать Платона Альбертовича, женщина лет семидесяти.
– Мы из милиции.
По лицу пожилой хозяйки дома пробежала гримаса замешательства. Она была одета в махровый домашний халат. Седые волосы коротко стрижены, на лице очки, тонкие губы строго поджаты. Все это делало ее похожей на старую учительницу или библиотекаря.
– Ваш сын задержан по подозрению в совершении ряда тяжких преступлений. Вы не слышали, как приехала милиция? – удивился следователь.
– Я приняла снотворное. Еще часов в семь вечера заснула. У меня была мигрень. А что случилось? О каких преступлениях идет речь?