Загадка гибели линкора «Новороссийск»

Ни командующий флотом вице-адмирал Касатонов Владимир Афанасьевич, ни ЧВС контр-адмирал Торик Николай Антонович не посчитали нужным (?) оповестить родственников погибших моряков о месте и времени траурной церемонии. Более того. По воспоминаниям родственников моряков, проживавших в Севастополе, на церемонии прощания присутствовали только вдова главного старшины дивизиона живучести БЧ-5 Н.И. Белика, водолазы и члены ЭОН. Вдова Белика была знакома с кем-то из моряков линкора, выделенных на обеспечение похорон. При отправлении баркаса от Телефонной пристани в полутьме раннего утра она села в баркас вместе с моряками. Причем на баркас ее взяли с непременным условием, что она никому и никогда об этом не расскажет. Быть может, это условие стало причиной того, что впоследствии, когда ее присутствие на похоронах уже не стало тайной, эта задавленная горем и житейскими обстоятельствами женщина продолжала говорить, что ничего об этом дне не помнит. Что же ей пришлось увидеть на кладбище из того, что так упорно пыталось скрыть командование флота той поры? И о чем она все последующие годы предпочитала не «вспоминать»?! Уже только тот факт, что эти похороны состоялись в мае месяце, позволяет утверждать, что в тот раз на Братском кладбище были захоронены останки только тех моряков, мимо которых не могли пройти водолазы в ходе работ внутри корпуса линкора до этапа его транспортировки в Казачью бухту. Как известно, после этого ритуального захоронения на «новороссийском» участке Братского кладбища добавилась только братская могила. Этим, по сути, «дежурным», актом командование флотом пыталось закрыть проблему прощания (?) с погибшими моряками. А мы-то по наивности все пытались выяснить условия и обстоятельства сбора останков моряков в процессе судораздела корпуса линкора в Казачьей бухте. Если наша крамольная по содержанию и страшная по сути догадка верна, то никакого сбора останков при разделке корпуса в Казачьей бухте не производилось. Если это так, то все должностные лица, ответственные за сбор останков и организацию похорон, вполне были достойны стать фигурантами уголовного дела по нескольким статьям Уголовного кодекса РФ. Среди Статей обвинения глумление над останками военнослужащих И составление фиктивных отчетов о погребении были бы самыми малозначащими.

В Казачьей бухте линкор лежал носом в сторону моря, днище возвышалось над водой более чем на 5 метров. После этого рефулером для устойчивости под палубу намыли ракушечный грунт. Первый этап работ был завершен на шесть месяцев ранее срока, установленного Совмином СССР.

Теперь наступал не менее ответственный, чем первый, — основной этап операции, а именно — выгрузка аварийного боезапаса. К началу этого этапа состав Экспедиции был переформирован и сокращен. Сменилось руководство. ЭОН была переподчинена непосредственно командующему Черноморским флотом, ее командиром стал капитан 2-го ранга А.Б. Столпер, а после него ЭОН возглавил Э.Е. Лейбович. В артиллерийских погребах линкора, как упоминалось выше, находилось огромное количество аварийного боезапаса. Вот Эти цифры: 379 снарядов главного калибра (каждый весом по 504 кг) и 2288 четвертьзарядов к ним. Свыше 2000 штук зарядов и снарядов 120-мм противоминного калибра, 1429 штук 100-мм снарядов, 15 577 — 37-мм снарядов. В 444 тоннах аварийного боезапаса находилось 12 тонн тола и пороха. Из них в Севастопольской бухте было выгружено, как уже упоминалось, только 2288 четвертьзарядов главного калибра.

Параллельно с выгрузкой нужно было решить вопрос с ликвидацией боезапаса. На полигонах были специально испытаны извлеченные из артпогребов образцы. Результаты испытаний отчетливо выявили всю опасность предстоящих работ. И в первую очередь эту опасность представляли старые итальянские снаряды главного, 320-мм калибра, имевшие всего две степени защиты. Не менее опасными были начиненные пироксилиновым порохом 120-мм заряды, способные к самовозгоранию. Отечественный боезапас к зенитным автоматам, находившийся в унитарных патронах, хоть и был менее опасен, но тоже числился в «аварийной» категории. Кроме всего вышеперечисленного, весь боезапас находился в затопленных артиллерийских погребах корабля. Бухта Казачья, в которую перевели линкор после подъема, была выбрана не случайно. В конце 50-х — начале 60-х она была практически пустынна, и реальный риск предстоящей операции сводил к минимуму последствия возможного взрыва, а она — эта возможность — присутствовала на протяжении всего времени с момента начала работ на «Новороссийске». Кроме того, была организована постоянная охрана района работ, исключавшая проникновение посторонних лиц, а также и детонацию выгружаемого боезапаса из-за возможных отдаленных взрывов, перегрева, дополнительных сотрясений и прочего.