Загадка кольца с изумрудом

Впрочем, все сходилось, этого нельзя было отрицать. Маркиза осталась во Франции, когда началась эпоха террора. Она принадлежала, согласно парижским осведомителям Джеффа, к ряду революционных сообществ, выступавших за свободу, равенство и отсечение голов. В ее революционных наклонностях можно было не сомневаться. Их семейная жизнь с маркизом складывалась как нельзя хуже. Волновало ли это ныне покойного супруга, можно было лишь гадать, однако, как нередко случается, ненависть к одному представителю аристократии вполне могла разрастись в маркизе до жажды равноправия для всех.

Тем не менее, как Джефф ни старался, у него не умещалось в голове, что маркиза де Монваль и Черный Тюльпан — один и тот же человек. Слишком броскими были ее черты, очень уж настырно ходила она по пятам за Майлзом. От главного противника Лиги Пурпурной Горечавки, лично отвечавшего за смерть их лучших товарищей, Джефф никак не ожидал ни того ни другого. Расплывчатое изображение цветка, названием которого таинственный шпион нарек себя, отнюдь не годилось для украшения дамского платья.

Джефф поморщился. Уикхэм был рад принять абсурдную версию за чистую монету уже потому, что мужское чутье Джеффри Пинчингдейл-Снайпа кричало: «Не может быть!»

Впрочем, в последнее время чутье его сильно подводило. Еще вчера он не моргнув глазом поклялся бы, что младшая сестра Мэри — девица добропорядочная и благодушная. И вот чем все обернулось.

— Уверен вполне. — Уикхэм потянул за конец веревки, которой был перевязан сверток. Джефф увидел в гнезде из коричневой бумаги серебряную штуковину, похожую на фигурку из шахматного набора, пешку, но меньшего размера, крохотный прозрачный пузырек и клочок тонкой бумаги, свернутой в трубочку. И взял пешку, уже зная, что обнаружит. На оборотной стороне, как он и подумал, темнела глубокая резьба — очертание цветка с продолговатым бутоном. Тюльпана.

— Нашли у маркизы, — сказал Уикхэм, глядя на полученное сокровище с видом собственника.

Джефф повертел печать в руках. На краях чувствовались остатки воска, зазубрины от продолжительного и не слишком аккуратного пользования чуть царапали кожу. Спорить, когда на ладони лежала серебряная вещица, было бессмысленнее прежнего.

— Ее арестовали?

— Собирались.

— Собирались?

Джеффри ждал объяснений. Уикхэм, постучав пальцами по исцарапанной поверхности стола, произнес:

— У нас есть все основания полагать, что маркиза в эту самую минуту направляется в Ирландию.

Джефф положил печать на стол — металл звучно стукнул но дереву. -

— А ее не насторожит мое внезапное появление? Дублинский сезон начинается лишь в декабре.

Уикхэм протянул Джеффу свернутый клочок бумаги:

— В Дублин вы явитесь с тем, чтобы купить лошадь, которую желаете выставить на бегах в Эпсоме. Неудивительно, что выбрать ее должны вы сами. Все указания на этом листке. Когда прочтете, сожгите.

Джефф готов был заметить, что иначе он никогда и не поступал, однако Уикхэма шутка не позабавила бы.

К тому же он продолжал говорить:

— Завтра после полудня пакет отбудет в Ирландию из Холихеда.

Джефф подавил в себе малодушный порыв умчаться вместе со свертком в ирландскую смуту, куда расчетливые интриганки, алчущие титулов, не кажут глаз. Однако в кармане уже лежало новое специальное разрешение, документы были готовы и ждал священник.

Скривив губы, Джефф покачал головой:

— Отправиться в Ирландию завтра же я не смогу. Должен уладить перед отъездом одно пренеприятное дело.

Уикхэм нахмурился:

— Извольте уладить его так, чтобы не задержаться слишком надолго.

— Не беспокойтесь, — любезно ответил Джефф, натягивая перчатки. — Надолго не задержусь, уверяю вас.

Уикхэм раздраженно стукнул печатью об стол.

— Мистер Пинчингдейл, я давно уяснил себе: уверенным нельзя быть ни в чем.

Учитывая недавние события, Джефф не стал возражать. До полуночи он не сомневался, что встретит новый день в качестве мужа Мэри Олсуорсн. Теперь же… поневоле готовился к свадьбе с ее пронырливой сестрицей.

Надев шляпу, Джефф вышел от Уикхэма. Предстояло решить еще один тягостный вопрос, прежде чем уединиться в тиши кабинета с бутылкой бренди.

О сне после вчерашнего злоключения не могло быть и речи, хотя теперь выспаться можно было в любую другую ночь. Приехав от Олсуорси, Джефф сразу прошел в кабинет, сдвинул рабочие бумаги на край стола, достал чистый лист, макнул перо в чернильницу и задумался, вслушиваясь в мерное тиканье часов на каминной полке.

Скомкав первый лист, он взял второй. На сей раз, прежде чем бумагу испортили кляксы, удалось вывести: «Моя драгоценная Мэри». Что тут можно сказать? «Пусть я женюсь на вашей сестре, но любить буду до гробовой доски вас одну»? Второй лист, а за ним и третий постигла участь первого — теперь все три валялись смятые на полу. «Не верх ли эгоизма навек привязывать к себе Мэри клятвами в любви, тогда как предложить ей больше ничего не можешь? Лучше уж, — решил Джефф, прижимая перо к четвертому листу с такой силой, что оно хрустнуло, — пусть она скорее забудет меня и повстречает другого, кто даст ей то, чего не могу дать я, — дом и имя».