Загадка Красной Вдовы

У Сансонов были определенные обязанности. Они делали свое дело, говорили о нем, и, разумеется, на первом месте стоял финансовый вопрос. Никто не пытался изводить Чарльза, никто его не мучил, как, похоже, представлялось ему тогда. Но уже во время того первого обеда, когда Чарльз под твердым взглядом ясных глаз Мари-Ортанс пытался показать, что все в порядке, никому и в голову не пришло воздержаться от обсуждения своего бизнеса. Вы и сейчас можете почитать хранящиеся в Париже письма старшего Сансона генеральному прокурору. Эти письма – ужасающие документы Революции именно потому, что в них не делается ни малейшей попытки шокировать или испугать. Автор этих писем жалуется на нехватку финансов, на скаредность Конвента, из-за чего ему нечем оплатить плотницкие работы и замену ножей гильотины, и указывает на то, что одежда, его собственная и сына, приходит в негодность в процессе выполнения работы. Власти велят ему пытать людей – очень хорошо. Но ему требуется помощник, и дело дальше не пойдет, пока министерство не выдаст требуемые средства. Иногда эта переписка выглядит гротескной, почти абсурдной – но почему? Анри Сансон отнюдь не был романтическим садистом, каким его изображают в литературе. Он был хватким дельцом, решительно настроенным заработать законным путем; образцовым семьянином и уважаемым горожанином, которого узнавали по бледному лицу и высокой шляпе.

И все же бедняге Чарльзу Бриксгему было суждено умереть сумасшедшим.

Поначалу это все, похоже, не слишком ему досаждало – то ли он долго не мог отойти от шока, то ли из упрямства старался делать вид, что ничего не замечает. К тому же он любил Мари-Ортанс. Конечно, гордость не позволяла спросить жену напрямик: «Почему ты сразу мне не сказала?» В первые две недели пребывания в доме Сансонов он не оставил в дневнике ни одной записи, отметив лишь, что отослал письмо отцу, «который изыщет способы вывезти нас из страны, если только письмо не перехватят». Потом его стали терзать ночные видения, с которыми смешался образ Мари-Ортанс. При этом она лишь раз упомянула, что ему нужно благодарить Бога за столь достойное убежище. Весельчаки-братья разъехались – работы хватало и в провинции. Запертый в доме среди испачканных кровью вещей, в компании Анри-отца, Анри-сына, мадам Марты и Мари-Ортанс, он обнаружил, что кошмары одолевают его и средь бела дня. Однажды он наткнулся на стопку чистой одежды в кухне; в другой раз испугался собственного отражения в зеркале. И он ничего не мог с собой поделать. Из Англии вестей не было. Одиннадцатого марта был учрежден Революционный трибунал. Началась эпоха настоящего Террора. «Луизетта» трудилась днем и ночью. Вечером шестнадцатого марта он тихо, в одиночку напился в библиотеке и отправился сдаваться властям, но, едва пройдя дюжину шагов, наткнулся на младшего Анри, добродушного парня, хорошо говорившего по-английски. Заболтав Чарльза, Анри ударил его сзади, а потом оттащил в комнату. Мари-Ортанс пришла к нему с сердитым пылающим лицом, и потом они несколько дней не разговаривали.

Через некоторое время он получил доставленное тайком письмо от поверенного отца в Лондоне. Бриксгем-старший умер то ли от апоплексического удара, то ли от горя – ему сообщили, что сыну отрубили голову в Париже. Теперь наследника предстояло переправить в Англию. Устроить это было возможно, но ввиду большого риска Чарльзу предлагалось набраться терпения и ждать указаний. Он показал письмо жене – как и положено хорошей хозяйке, Мари-Ортанс, закатав рукава, сама распоряжалась в кухне, – и она лишь сказала: «Куда ты, туда и я». Они могли бы сохранить нежные чувства… «Да видит Бог, она не виновата, но как же мне убедить себя в этом?»

Впрочем, как я полагаю, причина была в мадам Марте. Она гордилась родом Сансонов и, догадавшись о мыслях, которые Чарльз держал при себе (ему бы стоило высказать их, и всем стало бы легче), возненавидела его всей душой. Мартовские ветры уложили ее в постель, и ненависть укрепилась еще больше, потому что старуха поняла, что скоро умрет. Это в ее комнате стояли стулья атласного дерева и большая позолоченная кровать в форме лебедя. Марта лежала под балдахином, обложившись подушками, с фланелевой повязкой вокруг шеи, и ее ненакрашенное лицо казалось зеленоватым в свете стоявшей позади свечи. Она призывала Чарльза и, когда он покорно приходил, рассказывала ему об ужасах прошлого, о дорогих подарках, которые ее отец получал за то, что делал свою работу быстро, и которые до сих пор хранились в семье, а также о многом другом, отчего стыла кровь. Он всегда молчал и, уходя, вежливо кланялся, а она ярилась пуще прежнего, полагая, что ее стрелы летят мимо. На самом деле они били в цель. Чарльз не мог выкинуть из головы ни полутемную, пропахшую лекарствами комнату, ни банку с пиявками у кровати, ни саму мадам Марту, которая кудахтала из-под кружевного чепца, ни розового покрывала и на нем ее руки со змеящимися нитями вен.