Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было

Нет ни малейшего сомнения, что Пространную повесть писал не летописец, живо интересовавшийся современной ему жизнью и писавший Повесть из желания донести потомкам по возможности точную и подробную информацию о важных происходящих на родине и в мире событиях. Автор Пространной повести — монах, абсолютно оторванный о мира и реальности, ничего не знающий о действительной Куликовской битве, где бы и какой бы она ни была, а потому руководствующийся единственно имеющимся в его распоряжении «документами»: Краткой повестью о Куликовской битве и, вероятно, какими-то материалами житийного плана, речь о которых еще впереди. Цель писания — ни в коей мере не стремление передать потомкам правду о народном подвиге или доблести великого князя. Повесть писалась исключительно с целью прославления Бога, утверждения православной веры и возвеличивания русской церкви. Для автора любой сюжет, неважно реальный или выдуманный, — лишь средство продемонстрировать божественную силу и дать читателю назидание уповать исключительно на Бога, действовать мольбой и молитвой и даже побеждать на поле брани только и исключительно силой небесного воинства. Недаром Повесть напичкана цитатами из всегда находившегося под рукой автора Ветхого Завета и, несмотря на пространность, с «фактической» стороны целиком и полностью повторяет свою краткую предшественницу, не дополняя ее никакой конкретикой, но существенно разбавляя авторскими фантазиями вполне определенной направленности. Дополнительный текст пространного изложения Летописной повести представляет собой главным образом стереотипные описания плачей и молений вперемешку с назойливой дидактикой.

Итак, ни в одной из Летописных повестей мы на самом деле не находим ничего по-настоящему летописного, ничего существенного и конкретного о Куликовской битве: ни численности войск, ни описания далекого похода (в пространном изложении вообще скорее перелета буквально за несколько часов) на Дон, ни благословения Сергия Радонежского, ни переодевания Дмитрия, ни поединка Пересвета с Челубеем, ни хода и подробностей битвы, ни «стояния на костях». Более того, по сравнению с «Задонщиной» исчезли города Щуров и Михайлов, Куликово поле, братья Ольгердовичи и многое другое.

Единственный вывод, который можно сделать, прочитав обе Повести, очевиден и печален: ни краткий, ни пространный варианты Повести не являются описаниями некого действительного сражения и не сообщают нам никаких реальных данных о нем. Если Краткую повесть еще можно посчитать неким «летописным» осмыслением «Задонщины», попыткой воссоздать свойственное летописям описание великого судьбоносного сражения по художественному произведению, то Пространная повесть далека даже от этого. Пространность изложения оборачивается в ней лишь множественностью молитв и обилием пролитых великим князем слез. Единственная цель Пространной повести — показать величие и могущество христианской православной веры на материале Краткой повести, соответствующим образом отобранном и полностью целенаправленно переработанном в духе Ветхого завета. Победа над врагом, над неверными достигается не полководческим талантом, не героизмом воинов, а единственно слепой верой в Бога и преданием себя Его милости в беспрерывных молитвах и слезных мольбах о спасении. Для победы над Мамаем не требуются талантливые полководцы и мудрые воеводы, не нужны умелые бойцы и воинская доблесть — судьбу битвы все равно решает Господь Бог Своим небесным воинством и огненными стрелами, поражающими неверных.

Так в результате из одного фантома создался другой фантом с попутным порождением неких «летописных подробностей».

Сценка третья «ЕЩЕ ОДНО «СЛОВО»

«Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского» обычно не включают в число произведений Куликовского цикла, но оно совершенно необходимо для понимания вошедших в этот цикл «исторических» документов, в первую очередь Летописной повести.