Загадка Лаудуотера

Таинственная женщина вошла через окно библиотеки примерно без десяти одиннадцать.

Затем она ушла через окно библиотеки примерно в четверть двенадцатого после бурной ссоры с лордом Лаудуотером.

Полковник Грей вышел через окно библиотеки примерно в двадцать пять минут двенадцатого — после тревожного разговора с леди Лаудуотер, по-видимому, в очень плохом настроении.

Джеймс Хатчингс вышел через окно библиотеки примерно в половину двенадцатого, если верить Уильяму Роперу, тоже в ярости.

Леди Лаудуотер вышла через окно библиотеки без четверти двенадцать и вернулась через него назад без пяти двенадцать.

Каждый из последних троих прошел в пятнадцати футах от лорда Лаудуотера, живого или мертвого, как на входе, так и на выходе из замка. Таинственная женщина же была с ним в курительной комнате.

Если поверить утверждению леди Лаудуотер, что она слышала храп своего мужа без пяти двенадцать, то ни полковник Грей, ни Хатчингс, ни таинственная женщина не могли совершить убийство — разве что один из них вернулся позже и совершил его. Эту возможность следует учитывать.

Но мистер Флексен не верил этому. Если бы он поверил в это, то сама леди Лаудуотер автоматически становилась наиболее вероятным кандидатом на совершение преступления. Оставалась возможность, что она сделала это. Конечно, насколько он знал, у нее были более веские причины совершить его, чем у кого-либо еще.

Свидетельство мистера Мэнли о времени, когда он слышал храп лорда Лаудуотера, было первостепенно важным. Но как получить от него это свидетельство? У мистера Флексена было явное чувство, что мистер Мэнли не только никак не поможет привлечь убийцу лорда Лаудуотера к ответственности, но и, благодаря склонности к донкихотству в его натуре, может помочь убийце избежать наказания. Он мог это сделать. Ему стоит лишь заявить, что он слышал храп лорда Лаудуотера в полночь, чтобы разрушить дело против каждого из тех четырех человек, которые, очевидно, могли совершить это преступление. У мистера Флексена было сильное подозрение, что мистер Мэнли не сможет вспомнить, когда он в последний раз слышал храп лорда Лаудуотера, пока полиция не начнет предпринимать шаги по осуждению одного из возможных убийц. Потом, когда дело против убийцы будет обнародовано, он выступит вперед и разрушит его. Мистер Флексен решил, что мистер Мэнли сентиментален, а он хорошо знал трудности взаимодействия с сентиментальными людьми. Кроме того, мистером Мэнли двигала затаенная злоба против убитого. Мистер Флексен вполне мог представить, что сейчас тот мог рассматривать лжесвидетельство как свой долг; он имел опыт взаимодействия со странным образом мышления сентиментального человека.

Ему казалось, что все зависит от того, найдет ли он эту таинственную женщину.

* * *

Во второй половине дня Элизабет Твитчер решила отправиться повидаться с Джеймсом Хатчингсом. Она не видела его со времени их разговора в ночь убийства. В обычных условиях она бы и не подумала отправиться к нему после этого разговора, ведь они расстались таким образом, что дальнейшие действия — действия, исполненные раскаяния — должны были исходить с его стороны. Но были веские причины, по которым ей не следовало ждать, пока он станет действовать, как он поступил бы в обычных условиях, после того как его дурное настроение улетучилось бы. Все прочие слуги и все жители деревни, которые не были членами семьи Хатчингса, были уверены, что он убил лорда Лаудуотера. Три служанки, которые завидовали тому, что Элизабет была красивее них, с плохо скрытым ехидством поздравили ее с тем, что она рассталась с Хатчингсом до убийства; ее мать также поздравила ее с этим фактом. Элизабет Твитчер была последней девушкой в мире, которая оставила бы человека в беде, и, учитывая характер Джеймса Хатчингса, она могла считать это убийство такой бедой. Кроме того, она очень любила его — все еще очень любила его, и тот факт, что он был в большой беде, делал его дороже для нее.

К тому же, каждый, кто говорил с ней о нем, упоминал, что он выглядел невыразимо несчастным. Ее сердце рвалось к нему.

И все-таки Элизабет отправилась повидаться с ним не без борьбы. Она чувствовала, что он должен прийти к ней. Тем не менее, ее любовь и жалость победили гордость в этой борьбе — прежде всего победила жалость.

Когда она постучала в дверь коттеджа отца Джеймса Хатчингса, Джеймс сам открыл ее, и его загнанный, виноватый вид окончательно разрешил для нее вопрос о его виновности. Элизабет не была напугана; на самом деле в ней вдруг разгорелся гнев на лорда Лаудуотера за то, что он довел до своего убийства. Как и любой другой, кто знал его, она не могла почувствовать к нему жалость.

Джеймс Хатчингс не выказал никакого удовольствия при виде нее — напротив, он смотрел на нее сердито.

— Пришла позлорадствовать, не так ли? — с горечью прорычал он.

— Не глупи! — резко оборвала его Элизабет. — С чего бы мне хотеть делать что-то подобное? Твой отец дома?

— Нет, его нет, — угрюмо сказал Джеймс Хатчингс, но его глаза жадно смотрели на нее.