— Вот видите, какой вы, дорогой дядюшка — ведь, откровенно вам сказать, я вас по простоте душевной чту как родного дядю. Я только что пришел, только-только, чтобы посмотреть, как вы себя чувствуете, ведь люди мы, а не звери. Вот видите, я не сержусь на вас, наоборот. Ваша живость — признак здоровья. Долой врачей-идиотов! Лучше вставайте с постели и пойдем прогуляемся, нужно поразмять кости, выпить стакан хорошего вина. Может, вы не хотите тратиться, у вас нет дома денег? Это бывает. При всей моей бедности я могу достать, услужу вам, ведь вы самый платежеспособный человек в мире.
При этих словах испуг, написанный на лице старика, почти совсем исчез.
— Когда мне понадобится, я у тебя попрошу, — заныл он. — Дома у меня нет денег, кроме тех, что были в коробке. Я попрошу у тебя, если не смогу выйти в город.
Не отвечая ему, Стэникэ повернулся к Паскалополу и сказал:
— Посмотрите, домнул, какая прекрасная осень, в иные годы в это время уже шел снег. Все меняется, даже климат!
Но помещик взмахнул на прощанье тростью и вышел.
Сидя в коляске, Паскалопол долго раздумывал, опершись подбородком на серебряный набалдашник трости, изображавший голову борзой собаки. Старик, как всегда, вел себя благородно и был полон добрых намерений, но проявлял хитроумие скупца, когда заходила речь о материальной стороне дела. Может случиться, что он умрет прежде, чем решит обеспечить Отилию. Он, Паскалопол, готов ради Отилии пойти на все, вплоть до самопожертвования, и в свою очередь пользуется хотя и не совсем осознанной, но верной ее любовью. Он бы хотел видеть ее своей женой или дочерью. Пусть даже ни тем, ни другим, он был согласен на любое положение, лишь бы иметь право находиться с ней рядом. Паскалополу пришла было в голову необычная мысль о фиктивном браке, при котором Отилия сохраняла бы полную свободу. Он смог бы по крайней мере пройтись хоть раз в неделю под руку с этой грациозной девушкой. Но разве можно сейчас, когда старик чуть не умер, окружать вниманием Отилию, ставя ее этим в неловкое положение, вызывая сплетни со стороны других? Если дядюшка Костаке ничего не оставит девушке, то он, Паскалопол, не сможет опекать и поддерживать ее, словно дочь, не сможет удовлетворять ее маленькие капризы, которым он до сих пор потворствовал на правах старинного друга дома, потому что Отилия будет воспринимать это как сострадание и пожелает жить на свои собственные средства. Просить ее выйти за него замуж было бы в этом случае неделикатно. Может быть, Отилия, привыкшая к роскоши, с отчаяния и согласилась бы в конце концов, но такой брак навсегда остался бы омраченным тенью принуждения. И он, Паскалопол, никогда бы не имел возможности понять, действительно любит его Отилия или лишь принимает его участие. Утешительной для него могла быть только дружба и любовь свободной девушки, имеющей собственное приданое. Тогда он мог бы в любое время пригласить ее в свой дом в гости, а у нее не было бы повода заподозрить его в принуждении или сострадании. Костаке во что бы то ни стало хотел оставить Отилии деньги. Триста тысяч лей — сумма значительная. Даже ста тысяч было бы достаточно, хотя бы для того, чтобы выйти замуж. Сто тысяч лей при пяти процентах дохода составят пять тысяч лей годовых, чего вполне хватило бы для такой девушки, как Отилия, которая может также давать уроки музыки. Но что, если старик будет все время откладывать передачу денег и как-нибудь ночью умрет? Ведь явится Аглае и найдет деньги. «Что за человек, что за человек этот Костаке!»
Паскалопол направился прямо домой, облачился в китайский халат, приказал принести бутылку «Виши». Выпив стакан воды, подсластив ее предварительно сиропом, он принялся расхаживать по комнатам, немного поиграл на флейте, исполнив с небольшими паузами менуэт D-dur-Di-vertimento Моцарта, потом обратился к своим счетным книгам, внимательно изучил их, опять стал ходить, заложив руки за спину, похлопывая ладонью о ладонь и тщательно обдумывая что-то, потом еще налил стакан «Виши». Наконец решительно подошел к бюро, на котором стояла пишущая машинка, и написал следующее письмо:
Бухарест, 9 октября 1910 года.
Местное.
В Аграрный банк
Прошу вас
С особым уважением
Леонида вынул листок из машинки, поставил подпись от руки, запечатал конверт, надписал адрес и отложил конверт в сторону. Потом взял другой лист, вставил в машинку и напечатал:
Бухарест, 9 октября 1910 года.
Местное.
В Аграрный банк