Загадка Отилии

Отилия так энергично ратовала за Паскалопола, что Феликс на один день смягчался и позволял убедить себя, будто Паскалопол приезжает именно за тем, чтобы охра­нять любовь его и Отилии. Но когда вечером являлся помещик и девушка радостно встречала его веселым сме­хом и бурной игрой на рояле, а за самый незначительный подарок вознаграждала невинной лаской, Феликс снова мрачнел от ревности и желал помещику немедленной смерти. Однажды после обеда, когда Феликс и Отилия, взявшись за руки, были увлечены бесконечным разгово­ром, послышался колокольчик. Отилия забыла, что ждет Паскалопола. Феликс покраснел от досады:

— Скажи, что тебя нет дома!

Отилия опечалилась. Она старалась уговорить Фе­ликса, что это неделикатно, что, в конце концов, ей жаль Паскалопола, но Феликс, больше из упрямства, не усту­пал. Тогда Отилия с решительным видом серьезно прого­ворила:

— Смотри же, я делаю это ради тебя.

Она не спустилась вниз, и дядя Костаке пришел за ней. Увидев ее с Феликсом, он нисколько не вознегодовал. Он не удивлялся ничему, что делала Отилия, и если бы Феликс при нем поцеловал ее, он все так же потирал бы руки, точно регистрирующий какой-нибудь документ нотариус.

— Папа, скажи ему, что меня нет дома, — объявила Отилия. — Мне очень жаль, но я не хочу больше его при­нимать.

Дядя Костаке в испуге умоляюще посмотрел на Отилию.

— Почему, по-по-почему? Он ждет те-тебя с коляской. Го-го-говорит, что вы едете в театр.

Он с таким видом произнес последние слова, как будто это был решающий аргумент, перед которым Отилия не сможет устоять.

— Нет, папа, я не поеду, я устала и хочу, чтобы пре­кратились все эти разговоры.

Опешивший, потрясенный дядя Костаке предстал пе­ред Паскалополом. Паскалопол, в вечернем костюме и ши­роком пальто с каракулевым воротником, встревоженно ждал, положив на колени трость с серебряным набалдаш­ником в виде головы борзой.

— Что случилось?

— Не-не-не идет... нет дома... не-не-не может боль­ше,— путался дядя Костаке.

Паскалопол побледнел:

— Почему не может больше? Что случилось?

— Она сказала, что идут разговоры! — оправдывался дядя Костаке. Потом намекнул: — Поднимитесь наверх!

Паскалопол горько усмехнулся:

— Трудно человеку моего возраста рассчитывать на победу, если женщина не хочет больше его видеть.

Он прошелся взад и вперед по комнате.

— Но почему домнишоара Отилия рассердилась? — умоляюще спросил он Костаке. — Что произошло?

Дядя Костаке совсем сгорбился, выражая этим свое полное неведение и растерянность. Паскалопол подождал еще немного и наконец, охваченный глубокой скорбью, направился к двери. Костаке протянул к нему руки, как человек, тонущий в открытом океане.

Через несколько дней дядя Костаке, которому при­сутствие Паскалопола было необходимо как воздух, по­пытался выведать настроение Отилии.

— Теперь Паскалопол может приехать? У тебя уже прошла усталость?

Отилия на секунду присела к нему на колени, поцело­вала в лоб и сказала кротко, но без колебаний:

— Нет, папа!

Паскалопол прислал слугу с визитной карточкой, спрашивая, когда ему будет позволено посетить их, но получил отказ под неправдоподобным предлогом. Однако Феликс не только не был удовлетворен своей победой, но даже чувствовал себя виноватым, словно совершил какой-то дурной поступок, сознаться в котором ему не хватало храбрости. Он начал понимать, что привлекало Отилию к Паскалополу. Больше не звучал в определенные часы мягкий, бодрый голос, не было человека, который так лю­бил доставлять удовольствия молодежи и охотно подчи­нялся ее капризам. Поведение Паскалопола стало казаться Феликсу вполне безобидным, он стыдился, что изгнал его, Да еще таким способом, и в душе испытывал глубокое уважение к помещику. Легко было заметить, что Отилия очень грустит. Веселость ее исчезла, она больше не играла

на рояле, не выходила в город, нервничала. Однажды Феликс увидел, как она рылась в ящиках, с яростью вы­двигая их один за другим и в отчаянии восклицая:

— У меня нет приличных перчаток, о господи!

Феликс излечился от первого любовного безумия и теперь мог рассуждать более здраво. Он знал, что Отилия любит роскошь, что она чувствует себя несчастной, если у нее нет какой-нибудь модной безделки, что ей нра­вится кататься в экипаже. Видя Феликса об руку с ней, коллеги по университету хлопали его по плечу:

— Ловкач, как же ты ее заполучил? Это самая изящ­ная девушка в консерватории и самая гордая, к ней не подступишься.

Желая пресечь сплетни, Феликс наполовину сознался:

— Это моя кузина.