Загадка Пушкина

Напоследок приведу цитату. «Рабство выражается в наших нравах, обычаях и учреждениях. Впечатленные от колыбели примером безусловного повиновения, мы утратили нравственную силу, отличающую человека и составляющую гражданина. Мы не страшимся смерти на поле битвы, но не смеем сказать слова в Государственном совете за справедливость и человечество. Оттого мы лишены светильника рассудительной оппозиции, которая, освещая стези правительства, способствовала бы исполнению его благотворных намерений»³²⁴.

Эти злободневные строки написаны не сегодня, а более полутора веков тому назад. Их автора, декабриста Михаила Сергеевича Лунина не сломили ни каторга, ни ссылка. Его письма из Сибири в списках распространялись по России, за что в 1841 году он был арестован и брошен в Акатуйскую тюрьму.

Лунин умер спустя четыре года, хотя отличался богатырским здоровьем. Позже акатуйские узники рассказывали, будто его убили по тайному приказу царя.

Человек поразительной духовной силы, Лунин не был рабом. Он не дрогнул, не отступился, не предал свой народ.

А впрочем, да кто ж теперь о нем помнит…

Часть 2. «Лира непреклонная», или Бесспорный триумф полицейского государства

«Как бы то ни было, я желал бы вполне и искренно помириться с правительством, и конечно это ни откого, кроме Его, независит».

А. С. Пушкин (XIII, 259, выделено автором).

I

8 сентября 1826 года в жизни Пушкина произошла решительная перемена. Император Николай I лично побеседовал с привезенным в Москву опальным поэтом и милостиво объявил ему полное прощение.

Как подробности, так и суть этого события до сих пор кажутся пушкинистам туманными. «Загадочной была, — пишет Т. Г. Цявловская, — длительная беседа Николая I с Пушкиным во время первой аудиенции поэта у нового императора 8 сентября 1826 года, от которой до нас дошло лишь несколько реплик»¹.

Важнейший эпизод биографии великого поэта известен лишь благодаря обрывочным сведениям из вторых рук. С другой же стороны, грех жаловаться на скудость материала. В общей сложности двадцать девять мемуарных источников насчитал Н. Я. Эйдельман, предпринявший самое детальное исследование достопамятной аудиенции².

Наиболее подробные сведения о разговоре с царем, поведанные самим поэтом, содержатся в дневнике А. Г. Хомутовой:

Рассказано Пушкиным.

Фельдъегерь внезапно извлек меня из моего непроизвольного уединения, привезя по почте в Москву, прямо в Кремль, и всего в пыли ввел меня в кабинет императора, который сказал мне:

«А, здравствуй, Пушкин, доволен ли ты, что возвращен?»

Я отвечал, как следовало в подобном случае. Император долго беседовал со мною и спросил меня:

«Пушкин, если бы ты был в Петербурге, принял ли бы ты участие в 14 декабря?»

— «Неизбежно, государь, все мои друзья были в заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно отсутствие спасло меня, и я благодарю за то Небо».

— «Ты довольно шалил, — возразил император, — надеюсь, что теперь ты образумишься и что размолвки у нас вперед не будет. Присылай все, что напишешь, ко мне; отныне я буду твоим цензором»³.

Вот и все. Другие мемуаристы сообщают со слов Пушкина или царя примерно то же самое, с незначительными вариациями и подробностями. Как отмечал В. Ф. Ходасевич, «если мы сложим эти реплики, то получим словесного материала не больше, как на две-три минуты разговора»⁴.

Между тем беседа была действительно долгой. Спустя неделю после аудиенции А. А. Дельвиг известил П. А. Осипову: «Александр был представлен, говорил более часу и осыпан милостивым вниманием: вот что мне пишут видевшие его в Москве»⁵. Тайный полицейский агент И. Локателли доносил начальству: «Говорят, что его величество велел ему прибыть в Москву и дал ему отдельную аудиенцию, длившуюся более двух часов и имевшую целью дать ему советы и отеческие указания»⁶.

О чем же так обстоятельно беседовали Николай I и Пушкин? Вот загадка, породившая уйму зыбких домыслов.