Загадка Пушкина

«Сегодня больше, чем когда-либо, поэт должен быть так же свободен, нелюдим и одинок, как хотел Пушкин сто лет назад. Порой, может быть, самый безупречный художник пытался сказать свое слово в защиту гибнущих или недовольных, но он не должен поддаваться этому искушению, так как можно быть уверенным, если дело заслуживает страданий, оно умрет и позже принесет неожиданные плоды. Нет, решительно, так называемой социальной жизни и всему, что толкнуло на бунт моих сограждан, нет места в лучах моей лампы; и если я не требую башни из слоновой кости, то только потому, что доволен своим чердаком»³²⁰, — опрометчиво провозглашал будущий автор «Приглашения на казнь».

По забавному совпадению, примерно в те же годы безусловный антипод Набокова, вельможный пролетарский писатель Максим Горький также превозносил Пушкина, утверждая, что он «основоположник поэзии нашей и всем нам навсегда учитель»³²¹.

Стоит задуматься всерьез, чему нас может научить уже не столько сам Пушкин, сколько миф о Пушкине. Говоря по самому большому счету, дело тут не в поэте, а в нас самих.

Нельзя безоговорочно принимать на веру тот общеизвестный исторический факт, что рабство на Руси отменили в 1861 году. Слишком часто с тех пор мы, русские, все вместе и поодиночке впадали в рабство — по слепоте и недомыслию, от покорной боязни, из неумения быть самими собой. Ползучее, въедливое рабство до сих пор живо, и нам еще предстоит выкорчевывать его из себя.

Тем более, всем теперь доподлинно известна плата за отказ от свободы. Это десятки миллионов загубленных жизней, сотни миллионов исковерканных судеб и развал великой страны.

Духовное холопство каждого и всех нельзя упразднить по высочайшему указу. Да и никогда российские власти не обратятся к народу с убийственным для себя предписанием думать самостоятельно, не пресмыкаться перед государственной махиной и не кривить душой.

Впрочем, в нынешней России, кажется, благородство не в моде. Для многих, слишком многих сегодняшних обитателей моего отечества сделанный Пушкиным выбор естественен, а его стремление к безбедной жизни вполне понятно. Ехидная судьба все-таки внесла его в огромный мартиролог русских писателей и даже поместила в верхней строчке рейтинга мучеников, судя по сущему Монблану статей и книг, которым потомки почтили трагическую гибель поэта. Ни в какое сравнение с ним не идут заштатные пасынки нашей словесности вроде Радищева или Рылеева.

Что печальнее всего, проблема не исчерпывается моральным и научным уродством пушкиноведения, превращенного в обслугу правящей идеологии, обреченного на прегрешения против здравого смысла и совести, разукрасившего миф о Пушкине наглой и несусветной ложью.

Даже не в том главная беда, что оболваненные читатели обречены истолковывать стихотворения Пушкина в совершенно превратном духе или зачарованно плутать в лабиринтах непостижимых противоречий.

Гораздо хуже другое.

Подобно тому, как изворотливый «певец свободы» пытался ужиться с деспотизмом, спустя столетие после его смерти миф о свободолюбивом Пушкине стал одной из опорных конструкций людоедского сталинского режима. И вряд ли это случайно.

Вот что пишет несгибаемый сын коммунистической партии, выдающийся пушкинист В. Я. Кирпотин: «Советскому народу, утвердившему на VIII Всесоюзном съезде советов самую свободную, самую демократическую конституцию в мире, незачем умалять свободолюбие Пушкина. Наоборот, нам дорого свободолюбие поэта. Мы высоко ценим это качество в каждом трудящемся нашей страны. Любовь к свободе и к независимости, наполняющая жизнь и творчество Пушкина, делает для нас еще более драгоценным наследие поэта. Новая советская конституция, воплощая в жизнь самые смелые надежды лучших борцов за политическую свободу, реализует смутные, но упорные и постоянные чаяния вольнолюбивого гения Пушкина»³²².

Цитата взята из книжицы, изданной тиражом 400 000 экземпляров в 1937 году.

Признаться, с некоторых пор я не могу без содрогания перечитывать статью И. А. Ильина «Пророческое призвание Пушкина». Потому что в ней философ утверждает: «Пушкин есть чудеснейшее, целостное и победное цветение русскости», он «национальный воспитатель», а также «основоположник русского слова и русского характера»³²³.

Если слова Ильина справедливы и Пушкин воистину является квинтэссенцией русской ментальности, нам всем впору призадуматься.

Тогда, выходит, в сердцевине нашего национального характера заложено лукавое и опасливое приспособленчество. Может статься, именно здесь коренятся чудовищные российские катастрофы двадцатого столетия. Но мы всё так же лукаво и опасливо помалкиваем об этом.