Загадка Пушкина

О своих впечатлениях он сообщает брату в пространном письме от 24 сентября: «Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался — счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение — горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского» (XIII, 19).

Вместо сибирской каторги поэт получил четырехмесячный блаженный летний отпуск, вдобавок подоспел гонорар за публикацию его первой поэмы, «Руслана и Людмилы». Еще в мае Жуковский вручил отцу поэта тысячу целковых, а тот переслал их начальнику сына, генерал-лейтенанту И. Н. Инзову³⁷. Неплохое подспорье для юноши с должностным окладом семьсот рублей ассигнациями в год.

А главное, благодаря Раевским Пушкин впервые прочитал Байрона, правда, пока в плохоньком французском переводе. Великий английский поэт сразу станет его образцом для подражания, из-под пера хлынут романтические поэмы. Еще летом, в Пятигорске он начал писать «Кавказского пленника».

Но, увы, столь счастливо начавшееся пребывание Пушкина в южных краях оказалось впоследствии омрачено глубоким и тяжелым духовным кризисом. Вскоре наступает радикальный перелом в его мировоззрении и творчестве.

Между тем пушкиноведы поминают этот важнейший период в жизни поэта редко, с явной неохотой и говорят о нем как-то вскользь, обиняками. А то и вовсе замалчивают — например, В. В. Розанов утверждает: «Биография его удивительно цельна и едина: никаких чрезвычайных переломов в развитии мы в нем не наблюдаем»³⁸. Явственно просвечивает нехитрая подкладка этой фразы: такое совершенство, как личность Пушкина, вообще не может испытывать кризисов.

Но шила в мешке не утаишь. Даже предельно официозный литературовед В. Я. Кирпотин отмечает, что на юге Пушкин испытал «жестокие политические разочарования» и начал склоняться к заключениию, «что массы еще не созрели для свободы, что реакция намного сильнее революции»³⁹.

Также и В. С. Непомнящий указывает на «переломный период» 1822–1823 гг., когда Пушкин пишет стихи, «исполненные мрачного скепсиса» и «раздумий о тайнах человеческой судьбы и путей истории» ⁴⁰.

С. М. Бонди, посвятивший анализу пушкинского кризиса обширную работу, «Рождение реализма в творчестве Пушкина», усматривает в происшедшем «переход на новую ступень», к реализму, который «сопровождался не длительным, но в высшей степени тяжелым и мучительным кризисом»⁴¹.

Итак, Пушкин переживает тяжелый, всеобъемлющий кризис мировоззрения. Не будет преувеличением сказать, что происшедший в Кишиневе перелом глубоко сказался на всей его жизни и творчестве.

Объясняя причины кризиса, исследователи делают главный акцент на тогдашней политической обстановке в Европе и России. Кажется, впервые такую трактовку предложил еще в дореволюционное время Н. О. Лернер: «революционные движения уже не возбуждали в Пушкине, на глазах которого происходило крушение революции в Германии, Австрии, Испании, Неаполе (см. стих. „Недвижный страж дремал“) прежнего пламенного сочувствия»⁴².

Эту версию охотно перепевали советские пушкинисты (В. Я. Кирпотин, Л. П. Гроссман и другие), когда им все-таки приходилось поминать кишиневский кризис. Например, С. М. Бонди указывает на то, что «волна революционных движений на Западе довольно скоро начала спадать», и в России также «резко усилилась реакция»⁴³. А пылкий опальный поэт, по мнению С. М. Бонди, слишком близко принял все это к сердцу: «На Пушкина эти неудачи революции, казавшейся ему неизбежной и, несомненно, победоносной, произвели сильнейшее впечатление. Чем незыблемее у него была уверенность в успехе восстаний, в близком освобождении русского народа от гнета самодержавия и крепостного права, тем сильнее переживал он разочарование вследствие наступившей и все усиливающейся реакции»⁴⁴.

Догадка Н. О. Лернера стала общепринятой в советское время и благополучно пережила крах коммунистической идеологии.

Например, не столь давно Г. А. Лесскис писал: «Первопричиной кризиса 1823-го года на уровне внешнем, поверхностном была, по-видимому, политическая ситуация внутри страны и в Европе в целом, не оправдавшая романтико-просветительских надежд Пушкина ни на быстрые успехи европейских революций, ни на скорое мирное преобразование русского общественного и государственного устройства»⁴⁵.

Словом, основной причиной духовного перелома пушкинисты практически единодушно признают победоносное наступление реакционных политических сил в Западной Европе и России. Но не обходят вниманием и разные сопутствующие факторы, помельче калибром.

Ю. М. Лотман полагает, что «тяжелый идейный кризис» Пушкина вызвали «разгром кишиневского („орловского“) кружка декабристов», сопровождавшийся «ссылкой самого поэта в Одессу» и «неудачи европейских революций от Испании до Дуная»⁴⁶.