Загадка штурмана Альбанова

Значит, ни Болотников, ни Визе у Варвары Ивановны не были, Бармин ушел ни с чем. Если она еще до войны все отослала Визе, то почему так скудны и, мягко говоря, неточны сведения об Альбанове, опубликованные им в 1949 году в «Летописи Севера»? Неужели эти бумаги лежат сейчас где-нибудь вместе с архивом Визе? Или они по какой-либо причине просто не дошли до Визе?

Или у Варвары Ивановны был еще кто-то? Может, Конрад?

Чтобы скрыть следы своей страшной тайны — следы своего побега, ставшего прямой причиной гибели четырех участников экспедиции?

Кстати, где он жил и чем занимался сразу после смерти В. И. Альбанова? Один эпизод его жизни того времени удалось выяснить Сергею Владимировичу Попову: «В 1919–1920 годах он служил в Байкальском отряде Сибирской военной флотилии. По свидетельствам, был крутого нрава, в общем, лихой матрос. Занимал должность коменданта отряда. Даже арестовывался ЧК за то, что однажды на пути из Лиственничного, где базировался отряд, в Иркутск выгнал всех пассажиров с помощью оружия на заготовку леса, среди которых был и председатель ЧК Бирман, кажется. Это свидетельство тогдашнего начальника Конрада Е. П. Фрейберга».

Так в чем же все-таки причина разлада?

Нет возможности выслушать противоположную сторону. Снова внимательно перечитываю «Выписку из судового журнала», сделанную Брусиловым: «Освобожден от должности…», «готовится в путь», «строят каяки…» Нет, Георгий Львович старательно избегал оценки поступка Альбанова.

Может быть, причина разлада, — как я уже делал предположение, — в принципах руководства? Во взглядах на будущее? Или все-таки, как гласит народная мудрость: «Во всяком деле ищи женщину?» Может быть, это обстоятельство было не главным, но наложилось, обострило два первых?

Я снова прибегаю к помощи Владилена Александровича Троицкого:

«В 1957—58 годах я был знаком с полярным капитаном А. В. Марышевым, ныне покойным, который до войны какое-то время плавал на одном судне с Александром Конрадом. На вопрос Марышева, в чем причина разлада Альбанова с Брусиловым, тот якобы после долгого молчания с присущей ему непосредственностью и прямотой неохотно ответил: «Все из-за бабы получилось». Хорошо зная правдивость и честность Марышева, я не допускаю, чтобы он мог это придумать. Марышев также говорил, что не вытянуть было из Конрада никаких подробностей».

В ответном письме я спросил Владилена Александровича, видел ли он сам дневник Конрада.

Через какое-то время Владилен Александрович писал мне:

«Получилось так, что мне пришлось слетать в Ленинград. Я и раньше в Музее Арктики и Антарктики видел дневник Конрада, а после Вашего письма решил взглянуть на него снова, почитать более внимательно. Это толстая тетрадь в черном коленкоровом переплете, титульный лист которой озаглавлен рукой Е. А. Жданко. В нем обычно с интервалом в одну-две недели Конрад очень лаконично записывал нехитрые матросские события, результаты охоты. Эти строки не добавляют ничего существенного к «Запискам…» Альбанова. Но анализ дневниковых записей за июнь 1914 года мне позволяет с уверенностью предполагать, что «беглецами», ушедшими 19 июня к острову на лыжах, были Конрад и Шпаковский. Впоследствии Конрад, видимо, очень раскаивался в своем поступке, из-за которого пришлось бросить каяк, а на двух оставшихся путники вынуждены были плыть к мысу Флора поочередно, что и вызвало гибель четырех пешеходов на пути по леднику к мысу Гранта. По-видимому, этим и объясняется нежелание Конрада кому-либо рассказывать об экспедиции на «Св. Анне», что отмечали все, кто пытался его расспрашивать…»

Замкнутость Конрада отмечал и встречавшийся с ним Валентин Иванович Аккуратов:

— Он неохотно, с внутренней болью вспоминал свою ледовую одиссею. Скупо, но тепло говорил об Альбанове. Конрад наотрез отказывался сообщить что-нибудь о Брусилове, о его отношении к своему штурману. После моего осторожного вопроса, что связывало их командира с Ерминией Жданко, он долго молчал, а потом тихо сказал: «Мы все любили и боготворили нашего врача, но она никому не отдавала предпочтения. Это была сильная женщина, кумир всего экипажа. Она была настоящим другом, редкой доброты, ума и такта…» И, сжав руками словно инеем подернутые виски, резко добавил: «Прошу Вас, ничего больше не спрашивайте!» Больше к этой теме мы не возвращались.

Согласитесь, что в этой попытке Конрада уйти от прямого ответа отчасти уже кроется положительный ответ: да. Георгий Львович был неравнодушен к Ерминии Александровне Жданко. В такой интерпретации «прочли» «Записки…» Альбанова и Д. Алексеев с П. Новокшоновым: «Но где-то между строк едва ощутимо проступают иные контуры. Вероятно, нервному, впечатлительному Брусилову показалось, что Валериан Иванович к тому же еще неравнодушен к Ерминии Александровне. И Альбанов, корректный, более выдержанный, чем Брусилов, ушел».