А вот что еще раньше писал мне Алексей Иосифович Яцковский: «В Красноярске живет вдова енисейского капитана К. А. Мецайка, капитана парохода «Север», на котором по приезде в Красноярск в 1918 году служил Альбанов, Надежда Александровна, которую, кстати, когда-то Фритьоф Нансен, проезжавший через Енисейск, — видел в облике «прелестной дочери гостеприимной хозяйки». Мне приходилось беседовать с нею. Отрывочно вспоминая кое-что из давних встреч своего мужа с Альбановым — это относится к годам 1918–1919, когда Альбанов захаживал к ним домой в Красноярске, — она подтвердила, что иногда Альбанов говорил и о брусиловской экспедиции.
Так вот, по словам Надежды Александровны, Альбанов считал, что одной из причин (возможно, главной) разлада в экспедиционном составе, недоразумений между руководителями экспедиции и даже трагического исхода, на который оказалась обреченной «Св. Анна», было участие женщины в этой экспедиции. Альбанов якобы был того мнения, что женщине не место на морском судне, тем более — в полярном плавании… Как вы знаете, подобный взгляд прочно бытовал в среде моряков тех времен и даже значительно позже.
Конечно, данное обстоятельство существенно усложняет возможность понимания личности В. И. Альбанова, его характера, его поступков и т. д. Но принимать сие во внимание, вероятно, следует. Ведь Альбанов был все-таки сыном своего времени».
Я совершенно с этим согласен. Если мы до конца хотим быть объективными, мы не должны упускать из внимания ни одно обстоятельство, ни одно «свидетельское» показание, хотя, в свою очередь, не каждое из них можно считать объективным. Как, может, и последнее. Но принять во внимание необходимо каждое.
Как, например, и это, которое я привожу со слов Алексея Иосифовича Яцковского:
«Я знаком с капитаном дальнего плавания (уже давно пенсионером) К. И. Козловским, живущим в Ленинграде, который лично знал Конрада. Козловский, в частности, встречался с Конрадом при совместном плавании по Северному морскому пути в 1939 году, когда перегонялись из Мурманска на Дальний Восток землечерпалки для дноуглубительных работ в устье Амура. Козловский был тогда на перегоне капитаном одной из землечерпалок, а Конрад устроился на этот рейс матросом. Капитан Козловский резко отрицательно относился к факту оставления штурманом Альбановым «Св. Анны», считал, что настоящий моряк не мог так поступить. Но — повторяю — категоричность такой оценки могла бы подкрепить (или, наоборот, опровергнуть) «исповедь» и другой стороны — Брусилова. Увы…»
К тому же, как вы уже знаете, есть еще более категоричное мнение, выраженное И. М. Забелиным в книге «Встречи, которых не было»: «Было лишь два здоровых человека — штурман Альбанов и матрос Конрад. Они объединились, предоставив больных своей судьбе».
Обвинение весьма серьезное, хотя И. М. Забелина сразу же можно упрекнуть в незнании или невнимательном прочтении некоторых общеизвестных фактов экспедиции — и не со слов Альбанова, а как раз по свидетельству противоположной стороны, Брусилова — из его «Выписки из судового журнала».
Но тем не менее такое обвинение существует, оно размножено миллионными тиражами. Более того, оно имеет под собой какую-то основу. Прежде всего опять же ту, что мы не можем выслушать противоположную сторону, и это дает возможность предъявлять Альбанову, по сути дела, любые обвинения.
Независимо от этих обвинений один мой знакомый после дотошного изучения «Записок…» Альбанова тоже попытался вселить в меня сомнение:
— Сами собой напрашиваются несколько вопросов. Ты вот пытаешься убедить, что он такой. А я вот снова перечитал его «Записки…» и очень противоречивое они у меня оставили чувство. Очень противоречивая и даже странная была это личность. Ты не задумывался над тем, почему погибла именно та часть дневника, которую он вел еще на шхуне?
Неожиданность такого вопроса сначала поставила меня в тупик, но, несколько подумав, я ответил:
— А тут никакой загадки нет. Как помнишь, банку с дневниками-книжками он положил в каяк Луняева, а тот пропал вместе с каяком.
— А почему ту часть?
— А какую он еще мог положить? Не ту же тетрадь, которую он вел в настоящее время, которая в любую свободную минуту могла понадобиться.
— Ну что ж, логично. Но, может, та часть дневника его просто компрометировала?
— Ну тогда ее совсем не обязательно было топить. Просто не публиковать.
— А может, он так и сделал? Теперь еще: почему Конрад так упорно уходил от расспросов о причинах разлада? Да и руководство-то походом было какое-то… Его не назовешь руководством. Да вот я лучше процитирую самого Альбанова. Я тут сделал несколько выписок: «Опять начинаются жалобы на трудности пути с каяками, опять мечта о легкости перехода без них с котомками на плечах… Но кто же им мешает идти? Пусть идут, куда хотят, а я с одним или с двумя спутниками своего каяка не брошу, сколько раз я говорил им это».