Загадка штурмана Альбанова

Через некоторое время выяснилось: особенно много историй, связанных с Арктикой, знает пожилой, с мудрым лицом и очень спокойным голосом человек. На нем был бежевый, грубой вязки свитер, кожаные брюки и унты — обычная одежда полярников. Когда он начинал говорить, все слушали его с подчеркнутым уважением. Мы решили, что это маститый ученый, знаток Арктики, приехавший в экспедицию. Потом мы познакомились. Он протянул руку: «Аккуратов Валентин Иванович». — «Штурман?» — в один голос спросили мы. «Да, — спокойно ответил он, — штурман». И пыхнул своей трубочкой. Мы смутились. Дело в том, что фамилия штурмана Аккуратова хорошо знакома каждому, кто хоть немного интересуется историей Арктики. Пионер смелых полетов в высокие широты, один из тех, кто участвовал в высадке на Северном полюсе папанинского десанта, штурман первой в мире экспедиции на полюс недоступности, соратник легендарных пилотов — Чкалова, Водопьянова, Черевичного, Мазурука, флаг-штурман полярной авиации Аккуратов существовал в нашем сознании легендарной и даже, если хотите, исторической личностью. Но как же мог он оказаться на этом Богом забытом аэродроме? Нет, встретить его здесь, почти у полюса, в неказистом погребенном снегами домике, было просто невозможно…

Но это действительно был штурман Аккуратов.

— Каким же непостижимым образом вы оказались здесь, Валентин Иванович?

Он осторожно постучал чубуком трубки о край скамьи, достал из кармана кисет.

— Очень просто: прошел медкомиссию, врачи признали годным к работе «без ограничений», и вот я летаю обыкновенным штурманом на Ил-14…»

Валентин Иванович в этом ответе перед малознакомыми людьми, мягко говоря, лукавил. Правила авиации суровы и даже жестоки, тем более правила и порядки полярной авиации. А когда тебе за семьдесят, вообще не идет речи ни о какой медицинской комиссии. На самом деле все было несколько иначе, и знал об этом только самый узкий круг людей… Пришло время, и знаменитого полярного летчика, главного штурмана Управления полярной авиации с почетом отправили на пенсию. Его друзья-товарищи по Арктике, оказавшись в непривычной сначала роли пенсионеров, скоро освоились с ней: стали писать воспоминания, превратились в непременных гостей пионеров, и винить их в этом нельзя, пионеры в очередной раз торжественно повязывали им пионерские галстуки, а Аккуратов куда-то пропал, и со временем о нем вроде бы даже забыли, да и жив ли он вообще? Было ведь и такое — спивались…

И вдруг Н. П. Каманин, руководивший тогда отрядом космонавтов, на одном из полярных аэродромов во время одной из полярных тренировочных экспедиций встречает Аккуратова. Радостный возглас:

— Валя, что ты тут делаешь? Все тебя потеряли.

— Да тише ты, не ори, прошу тебя!.. — пытался урезонить его Аккуратов.

А Каманин не унимается:

— Да вы хоть знаете, кто это?! — не замечая, что больше космонавтов к его голосу прислушивается местное и прилетевшее вместе с Каманиным авиационное начальство.

Выяснилось, что В. И. Аккуратов, выйдя на пенсию, как говорили в старину, «выправил» себе документы, «сбросил» двадцать с лишним лет, чуть-чуть изменил фамилию, и летает себе спокойно рядовым штурманом в любимой Арктике, а командиры его, молодые летчики, даже не подозревали, кто вычерчивает маршрут на их картах.

Встреча с Каманиным закончилась тем, что Аккуратова снова задвинули на пенсию.

Тогда он пошел к Алексею Николаевичу Косыгину, бывшему тогда уже премьер-министром. Дело в том, что они в свое время оказались вместе в горах: мало кто знает, что Алексей Николаевич свои короткие отпуска по возможности проводил в горах в альпинистских маршрутах, пусть и несложных. В одном из таких его походов однажды проводником был мой друг мастер спорта международного класса Михаил Петрович Коньков. И вот у прощального костра, вспоминая прошлые встречи, а они встречались не раз в войну, один в качестве летчика, другой в качестве пассажира, Алексей Николаевич сказал Аккуратову:

— Если будут проблемы, заходите.

— По мелочам, конечно, тревожить не буду, если прижмет по-настоящему…

Все эти годы он ни разу не был у Косыгина, хотя были проблемы — и с квартирой, и другие… А тут пошел проситься на прием.

— Что, пришел тот случай? — хмуро спросил А. Н. Косыгин.

— Пришел, списали на пенсию…

— Ну уж, наверное, пора, Валентин Иванович. Я тут не помощник. Самому не пора ли…

— Я прошу об одном. Пусть будет строгая медицинская комиссия, без поблажек, только чтобы я зашел на нее под чужой фамилией, а в графе «возраст» стоял бы прочерк.

— Ладно, — подумав, согласился Косыгин. — Чтобы другая фамилия и чтобы не было возраста. Но если не пройдете — не обессудь…