Он не ошибся. Адепты "Золотой Зари" провели в крипте не меньше трёх часов, а когда вышли – выглядели донельзя вымотанными, осунувшимися, посеревшими. Что ж, похоже, на сегодня действительно можно забыть и о статуе и о прочих загадках – Уэскотт наверняка позволит взяться за дело без него, а сам он сейчас явно нуждается в восстановлении сил. Ну что ж, пусть отдыхает; Виктор же собирался воспользоваться неожиданной передышкой и побеседовать, наконец, с немецким профессором без свидетелей.
Разговора не получилось – видимо, Стрейкер был заранее проинструктирован и не сводил с профессора глаз, сопровождая старика чуть ли не в нужник. В итоге им едва удалось обменяться десятком фраз, касающихся грядущего эксперимента – в-основном, касались они выбора источника света, что Бурхардт считал к успеху. У Виктора на этот счёт имелись свои соображения, но делиться ими он не спешил – археолог попросту не понял бы, о чём речь. Попробуйте-ка в двух словах объяснить жителю девятнадцатого века, не отягощённому физическим образованием, смысл понятий «когерентный поток излучения», «энергия накачки», «квантовый пучок», – в общем, всё то, что и составляет суть привычного для обитателя века двадцать первого термина «лазер».
Уэскотт и МакГрегор появились только к ужину. МакГрегор в ответ на попытки Бурхардта снова заговорить о доступе в крипту заявил, что до завтрашнего утра ни о чём таком и речи быть не может. А если кому-то вздумается проявить инициативу, добавил он, то меры на этот счёт приняты: у входа в подземелье стоят двое вооружённых охранников, и ещё один дежурит внизу, возле самой статуи. Бурхардт, как обычно, буркнул что-то под нос, на чём дискуссия и закончилась бы – если бы Стрейкеру не вздумалось отпустить в адрес шотландца язвительный комментарий до которых бельгиец был большой охотник: "мол, вы до сих пор опасаетесь, что за вашей драгоценной статуей явятся русские и отберут её вместе с прочими реликвиями "Золотой Зари"? Не стоит: они больше не представляют угрозы, поскольку в данный момент пребывают в лучшем из миров…"
И в доказательство выложил на стол газету полуторанедельной давности с описанием страшной железнодорожной катастрофы, случившейся недалеко от границы с Германией, близ городка Эйпен. В обширном, на половину газетной полосы, списке погибших значились имена двух русских репортёров, направлявшихся в Париж из Петербурга через Берлин и Брюссель.
"Можете спать спокойно, дорогой Сэмюэль! – усмехнулся Уэскотт, изучив статью. – Как и обещал наш друг, эти джентльмены – разумеется, никакие они не репортёры, а агенты нового русского Департамента – более не опасны. А завтра, с утра…"
Что будет завтра с утра – он не договорил. Берта, услыхав о катастрофе, взорвалась, как паровой котёл. В адрес англичан и бельгийца посыпались обвинения в жестокости и бесчеловечности – "столько живых душ, дети женщины, и всё ради ваших грязных делишек!"
Смолчи в этот момент Стрейкер, удержись от колкости, и всё могло ещё обойтись, прикидывал позже Виктор. Ну пошумела бы дамочка, ну хлопнула бы дверью и заперлась бы у себя в комнате – так она и без того старалась избегать их общества, а все сколько-нибудь ценные сведения об экспедиции Семёнова уже успела пересказать, и не по одному разу. Но нет – бельгиец как бы между делом заметил, что мадемуазель Берта переживает вовсе не из-за невинно убиенных пассажиров, до которых её, по большому счёту, нет никакого дела, а бурная реакция вызвана гибелью её бывшего русского любовника. И – язвительно осведомился, какими именно постельными подвигами "мсье Семёнофф" удостоился того, что мадемуазель Берта, женщина, безусловно, искушённая, никак не может выбросить его из головы?
Результат получился…предсказуемый. Взбешённая Берта уже через пять минут она отдавала распоряжения своему стюарду и горничной собирать вещи и закладывать лошадей – "ноги моей здесь больше не будет!" Попытка Уэскотта урезонить её успеха не имела – изящное ландо, на котором женщина прибыла в Монсегюр, выкатилась из ворот, а спустя четверть часа вслед на ней отправился подручный Уэскотта, чех с забавной фамилией Прохазка. Его сопровождали двое громил из числа охранников, и Виктор слышал, как англичанин вполголоса инструктировал посланцев: "Верните её прежде, чем она доберётся до города. Если станет упираться – можете не церемониться. Слишком многое сейчас поставлено на карту, и мы не можем рисковать из-за бабских истерик…"