Загадка уральской Мадонны

«Я привела Охотникова в наш музей поздно вечером, когда все сотрудники уже разошлись по домам. Ему я объяснила это тем, что в музее царят интриги и я не хочу раньше времени обнародовать его посещение, и особенно экспертизу. Он этому ничуть не удивился и даже, мне кажется, обрадовался – не хотел общаться с малознакомыми людьми, предпочитал увидеть картину один на один.

Войдя в зал, я сняла «Мадонну» со стены. Сигнализации под этой картиной нет, поскольку она признана не имеющей большой художественной ценности.

Андрей Иванович сначала внимательно оглядел ее лицевую сторону, затем изнанку. Наконец он приступил к главному, к тому, о чем мне приходилось только слышать: он провел рукой по красочному слою, едва касаясь его.

Руки Охотникова скользили по картине с удивительной бережностью, с удивительной нежностью, как будто он ласкал любимую женщину. Я сама удивилась, что у меня возникла такая неожиданная ассоциация, но это и впрямь было похоже на любовную ласку. А еще это было похоже на то, как музыкант, скорее всего, скрипач, прикасается к своему инструменту, чтобы извлечь из него звук.

И я, наверное, ничуть не удивилась бы, если бы картина зазвучала под его чуткими пальцами.

Впрочем, мне показалось, что картина и правда ответила на ласку, зазвучала – только звук этот был неслышным. Цвета картины стали ярче, лицо Мадонны словно засветилось…

Самое же удивительное – Андрей Иванович и сам изменился. Он помолодел, лицо его преобразилось, оно стало красиво той одухотворенной красотой, которая проступает на лице настоящего мастера, когда он делает любимое дело.

Так прошло несколько минут.

Наконец Охотников вернул мне картину и проговорил взволнованным голосом:

– Да, это подлинный Рафаэль.

– Вы в этом не сомневаетесь?

– Ничуть не сомневаюсь. Но вы, конечно, можете провести техническую экспертизу, как это сейчас принято…

При этих словах он едва заметно поморщился – видимо, не очень высоко ценил достижения техники, из-за которых люди перестали верить своим глазам и рукам, а самое главное – перестали верить своему профессиональному чутью.

Больше ему нечего было делать в нашем городе, и на следующее утро я должна была посадить его на самолет.

Впрочем, сначала, едва Охотников ушел из музея, я, конечно, сообщила Александру, что Андрей Иванович уверенно подтвердил подлинность картины.

И как только он это услышал, Александр сказал мне:

– Пора!

Это значило, что я должна подменить картину.

Все было продумано и подготовлено заранее.