Я решила, что профессор просто хочет сообщить, что долетел благополучно, или – что более вероятно – узнать, начала ли я заниматься технической экспертизой картины. Но едва я услышала его голос, поняла, что что-то произошло. Что-то непредвиденное и ужасное. Что-то непоправимое.
Голос профессора был слабый, срывающийся, казалось, каждое слово дается ему с трудом.
– Ко мне приходил какой-то странный человек… – проговорил он, едва поздоровавшись.
– Какой человек? – переспросила я, поскольку профессор замолчал, из трубки доносилось только его тяжелое дыхание. Казалось, каждый вздох стоил ему большого труда.
– Он расспрашивал меня о картине… – выдохнул наконец Охотников, – о той «Мадонне», которую вы мне показали. Он ссылался на вас. Мне очень не понравились его вопросы…
– Чем же? Что вас насторожило?
– Он спрашивал меня, не рассказывал ли я кому-нибудь о своей поездке в Тагил и о том, что я там делал. И он заметно успокоился, когда я ответил, что ни с кем об этом не разговаривал.
Профессор снова замолчал, словно собирался с силами.
– Но меня больше насторожили даже не сами вопросы, а его интонация, его взгляд… мне кажется, это очень опасный человек, для него нет никаких запретов, нет никаких моральных ограничений. Для него… мне кажется, даже человеческая жизнь не имеет цены…
Профессор тяжело, хрипло выдохнул и добавил:
– И этот чай… у него был такой странный вкус… не стоило мне с ним пить…
Еще один хриплый вздох.
– Судя по его словам, вы с ним хорошо знакомы… очень хорошо… Я хотел вас предупредить – будьте осторожны, будьте очень осторожны с ним!
– Но все же, кто это был? – спросила я, хотя в глубине души уже знала ответ.
– Мне кажется, он назвался вымышленным именем…
Голос профессора стал совсем слабым, он проговорил едва слышно, так что я едва разобрала слова:
– Я… я не могу больше говорить… мне нужно немного отдохнуть… будьте осторожны…
Разговор прервался.
Я несколько минут смотрела на трубку, потом набрала номер Охотникова. Телефон его не отвечал.
Я подождала немного и повесила трубку, решив, что профессор действительно устал после двух перелетов и не стоит его лишний раз беспокоить.
Но его звонок тревожил меня, я не спала всю ночь, и на следующее утро я снова набрала петербургский номер.
На этот раз трубку сняли довольно быстро, но ответил мне женский голос. Звучал он как-то странно.
– Можно попросить Андрея Ивановича? – спросила я.
– Нет… – ответила женщина с тем же странным выражением.
– Его нет дома? Он уже ушел?