Копию, созданную Митей, я незадолго до этого пронесла в музей свернутой в трубку и спрятала в своем рабочем кабинете. Конечно, кабинет – это слишком громкое название для закутка, в котором я держала свои вещи, но туда, по крайней мере, никто не заглядывал.
Теперь я осторожно отогнула гвоздики крепления, вынула подлинник из рамы, вложила на его место Митину копию, закрепила ее и повесила на прежнее место, где многие годы висела «Мадонна дель Пополо».
Последний раз взглянув на картину, я успокоилась: работа прекрасная, никому не придет в голову, что ее подменили.
Теперь предстояло самое трудное.
Я достала заранее заготовленный тубус, вложила в него картину и пошла к выходу.
На выходе сидел охранник Вареников, военный отставник и ужасный зануда. Увидев меня, он встрепенулся и протер глаза.
– Что несем? – осведомился он строгим голосом.
– Наглядную агитацию! – ответила я совершенно спокойно.
– Какую еще агитацию? – переспросил охранник.
– Ну, Степан Михайлович, вы меня уж сколько лет знаете! Что же вы думаете – я музейные ценности выношу? Картину Рафаэля?
– Кого я знаю, а кого я не знаю – это дело десятое, и что я думаю – это никого не касается, а порядок должен соблюдаться! Так что предъявите для досмотра, что у вас в этом тубусе!
Я делано вздохнула, открыла тубус и предъявила охраннику его содержимое – свернутый в рулон плакат, подготовленный к выездной выставке нашего музея. У нас в следующем месяце была запланирована выставка работ местного художника-пейзажиста под оригинальным названием «Мой Урал».
Охранник с интересом оглядел плакат, помог мне снова свернуть его в трубку и запихнуть обратно в тубус.
Ему и в голову не пришло, что стенки у тубуса двойные, и между этими стенками я спрятала «Мадонну дель Пополо».
Этой ночью я не могла заснуть – слишком много мыслей теснилось в моей голове. Я проворочалась до утра и обрадовалась, когда сквозь занавески просочился рассвет и пришло время провожать профессора Охотникова на самолет.
Странная вещь: когда я провожала Андрея Ивановича в аэропорту, мне показалось, что я увидела там же, в толпе улетающих, Алессандро. Он не говорил мне, что собирается в Петербург…
Впрочем, он многого мне не говорит.