То же самое происходит с образностью наготы и снижения, в обоих основных смыслах этого слова, присущих гротеску. Первый раз образ наготы встречается во второй строфе, где бледная вода глотает и полощет мясо, которое затем, «обнаженное», опускается на дно кастрюли. Прилагательное «обнаженное», и без того шокирующее неприкрытой плотскостью и «непристойностью» мяса, дополнительно выделяется с помощью тире с двух сторон. Во втором примере луковицы выскальзывают из шелухи и блестят «прекрасной наготой». Теперь для выделения наготы служат уже не тире, а архаический глагол «блистать»[216]
.Далее история рассказывается вновь в четвертой и пятой строфах, поскольку Заболоцкий проецирует приготовление супа, уже завершившееся в обыденности, в Великое время церковной жизни, в котором происходит литургия и иконные события[217]
. Из рецепта стихотворение превращается в евангелие рождения, жизни, смерти и воскрешения овощей. Повторение первой строки стихотворения в начале четвертой строфы подсказывает, что начинается реприза: «Прекрасный вечер тает за окном». Замена уменьшительной формы «окошко» на стандартную «окно» создает более нейтральный тон и способствует уходу от языка непосредственной реальности к более отвлеченному языку. Это язык гипотетических и будущих действий за пределами повседневной реальности, столь ощутимо присутствующей в предыдущих строфах. Так, конкретные картофель, лук, сельдерей, репа и т. д. заменяются более отвлеченным понятием «овощи». Кроме того, несовершенные глаголы обиходной реальности рецепта сменяются последовательностью совершенных глаголов – «соберем», «омоем», «согреются», «опустятся». Глаголы совершенного вида указывают не столько на завершенность в этом мире, сколько на грамматический хилиазм: будущее завершение. Это Новый Завет, последующий Ветхому Завету первой части стихотворения, это движение в Великое время, в котором актуализируются все потенциальные значения.Овощи «блистают, словно днем», и повторение архаичного глагола «блистать» напоминает о луке из предыдущей строфы. Но условное наклонение, выраженное частицей «словно», знаменует иной уровень реальности. Мы уже знаем, что сейчас не день. Сейчас вечер, смеркается, но все же – овощи блистают, как будто
Именно эта концепция сияющего метафизического света дает один из ключей к богословию стихотворения. По мере того, как в последнюю часть стихотворения встраиваются темы смерти и воскресения, сияющие овощи пропитываются религиозной атмосферой, связанной с Рождеством, Преображением, Сошествием во ад и евхаристией. Примечательно, что все эти теологические события демонстрируют интеграцию духа и плоти, жизни, смерти и воскресения.
Наиболее очевидна здесь связь с Преображением, которое описывается как неземное сияние такой силы, что оно оглушает и «ослепляет» свидетелей, но в то же время дает им способность «видеть» истинную двойственную природу Христа. Слова, с помощью которых Заболоцкий описывает свет, «блистать» и «сияние», являются однокоренными со словами, используемыми в русском синодальном переводе Евангелия для описания преображенного Христа. Согласно Евангелию от Марка, «Одежды Его сделались блистающими» (Мк. 9:2–3); в Евангелии от Луки: «Одежда Его сделалась белою, блистающею» (Лк. 9:29); в Евангелии от Матфея: «и Он преобразился пред ними и просияло лице Его как солнце» (Мф. 17:2) [Новый Завет 1904][218]
.Эта перекличка продолжается в заключительной строфе в отношении выражения «сияние лучей» и иконных изображений Преображения Господня. На этих иконах фигура Христа обычно окружена шестиугольником или иной геометрической формой, изображающей «облако светлое», из которого говорил Бог (Мф. 17:5). Это и есть