Загадки малорусской истории. От Богдана Хмельницкого до Петра Порошенко

Тут, между прочим, стоит сослаться на Бориса Гринченко. В одном из частных писем он жаловался, что цензура не пропускает в печать написанное им по-украински произведение об Иване Котляревском. Но далее из того же письма следует, что та же цензура запрещала то же произведение и переведенное на русский. Очевидно, что причиной запрета являлось содержание, а не язык. И что любопытно, в конце концов автору удалось добиться цензурного позволения. Произведение вышло в свет, и именно в украиноязычном варианте.

У «национально сознательных» авторов часто можно прочесть, будто бы российская цензура намеренно пропускала в печать «всякий мотлох» и запрещала действительно талантливые произведения. Мол, таким способом царизм компрометировал украинскую литературу. В связи с этим необходимо заметить: в период формального действия «Эмсского указа» в России с разрешения цензуры печатались произведения Тараса Шевченко, Ивана Франко, Марко Вовчок, Панаса Мирного и многих других писателей, признаваемых сегодня классиками украинской литературы. Если кто-то считает их произведения мотлохом, то вряд ли стоит вступать в полемику – о вкусах, как известно, не спорят. Однако других классиков украинская литература того времени не знает.

Теперь о пункте 1 «указа». И он тоже быстро утратил силу. Главное управление по делам печати вовсе не свирепствовало и щедро давало разрешения на ввоз литературы из-за границы. Мало того, в России можно было свободно выписывать из Галиции газеты и журналы украинофильской направленности. Если же впоследствии распространение некоторых периодических изданий все же запрещалось, то по причине ярко выраженной антироссийской позиции, занимавшейся этими изданиями, а уж никак не из-за языка.

Итак, довольно строгий на первый взгляд «указ» оказался не таким уж строгим. Большинство его положений перестали действовать задолго до того, как сами власти в 1904 году (то есть еще до революции 1905 года) собрались официально его отменить.

Почему так? Думается, довольно верное объяснение этому дал Иван Франко. Он подчеркивал, что «тот указ не был законом в полном значении этого слова», а всего лишь «распоряжением, порожденным минутной потребностью». Ситуация изменилась, минутная потребность исчезла, а вслед за тем потеряло актуальность и соблюдение «указа».

Но отчего же тогда украинофилы так громко жаловались на него?

Страшная тайна украинства

Как и в случае с «Валуевским циркуляром», ларчик открывался просто. Жалобами на притеснения деятели украинского движения прикрывали собственное ничтожество.

Как только вопрос об официальной отмене «Эмсско-го указа» встал в повестку дня правительства, в украинских кругах началась паника. «Мы дрожали, что вот-вот рухнет закон 1876 года… и мы сгорим от стыда за свою никчемность», – признавался Петр Стебницкий.

«Запрещение украинского слова в любую минуту готово пасть – и в каком свете покажет себя наша Украина? – высказывал озабоченность Михаил Грушевский. – До сих пор все списывалось на запреты: мол, имели бы украинцы и то, и то, если бы не запрещали. Непредубежденные люди готовы сейчас верить, что украинцев в их стремлении к своей национальной культурной работе сдерживают только препятствия со стороны российского правительства, что убрать те препятствия со стороны российского правительства – и сразу вспыхнет работа тех скрытых национальных сил, широко разовьется украинская культура. А если в действительности не вспыхнет, а начнет тлеть и шипеть, как мокрое горит?»

Предчувствия не обманули «национально сознательных» деятелей. Указ отменили, но.

«Какой чрезвычайно маленький процент подписчиков и читателей среди тридцатимиллионного украинского населения находят первые украинские газеты и журналы, – в отчаянии писал Грушевский. – Ни один не может покрыть даже минимальных расходов издания! Какой незначительный процент выпадает на украинскую книжку в общей сумме того, что вращается на украинской территории! Как слабо проявляет себя украинская стихия в жизни! Чем заявила о себе раскрепощенная украинская литература? Чем проявили себя те украинские ученые, которые, мол, по-украински не писали потому, что им это запрещают?»

«Цензура… Реакция… Брехня! Это лишь «отвод глаз», прикрывание чужой виной собственной никчемности!» – не сдерживал эмоций Гнат Хоткевич.

«Раньше казалось, что вот если бы разрешили печатать украинские книжки на таких же цензурных условиях, как и московские, то немедленно и появятся сотни всяческих изданий, и наша литература – особенно народная – расцветет. Но не так оно случилось, как думалось», – выражался более деликатно Дмитрий Дорошенко.

«Правду Науменко говорил, что отмена закона 1876 года еще больше откроет нашу никчемность, будет нашим банкротством», – констатировал Евгений Чикаленко.