Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник)

Она не знала, любовь это или нет, но всем своим сердцем и душой чувствовала одно: что больше всего на свете ей хочется спрятаться у него в кармане и вечно сидеть там в покое и безопасности.

Перевод В. Бабкова

Хрустальная чаша

I

Был древний каменный век, был новый каменный век, и был бронзовый век, а много лет спустя наступил хрустальный век. В хрустальном веке молодая барышня, убедив молодого человека с длинными, щегольски закрученными усами повести ее к алтарю, затем несколько месяцев писала благодарственные письма за всевозможные подарки из хрусталя: чаши для пунша, полоскательницы, стаканы, рюмки, розетки для мороженого, конфетницы, графины и вазы. Ведь хотя в девяностых годах хрусталь далеко не был новинкой, именно он доносил ослепительный блеск моды от фешенебельных особняков Бостона до городков Среднего Запада.

После свадьбы чаши для пунша расставлялись на буфете - самая большая в центре, стаканы и рюмки убирались в посудный шкаф, подсвечники водружались справа и слева от чего-нибудь... и начиналась борьба за жизнь. Конфетница лишалась ручки и перебиралась в спальню в качестве подноса для шпилек, кошка, прогуливаясь по столовой, сваливала на пол маленькую чашу, а прислуга отбивала сахарницей краешек у средней, у рюмок ломались ножки, и даже стаканы исчезали один за другим, точно десять негритят, ходивших купаться в море, - последний, надтреснутый и щербатый, доживал свой век на полке в ванной комнате среди других калек, служа приютом для зубных щеток. Но к этому времени, впрочем, хрустальный век давно закончился.

И он был уже на исходе в тот день, когда любопытная миссис Фэрболт зашла проведать красивую миссис Пайпер.

– Милочка, – сказала любопытная миссис Фэрболт, – я обожаю ваш дом. У вас все так прелестно.

– Вы очень любезны, – сказала красивая миссис Пайпер, и ее живые темные глаза заблестели. – Заходите почаще. Днем я почти всегда одна.

Миссис Фэрболт очень хотелось сказать, что она этому не верит. Ведь всему городу известно, что вот уже полгода к миссис Пайпер каждый будний день заглядывает мистер Фредди Гедни. Миссис Фэрболт достигла того возраста, когда все красивые женщины вызывали у нее подозрения.

– Особенно мне нравится ваша столовая, – произнесла она вслух, – такой чудесный фарфор и эта огромная хрустальная чаша...

Миссис Пайпер рассмеялась так звонко, что последние сомнения миссис Фэрболт относительно Фредди Гедни рассеялись.

– Ах да, большая чаша! – Губы миссис Пайпер были похожи на лепестки розы – С ней связана одна история…

– Что вы говорите!

– Вы помните Карлтона Кэнби? Ну, так одно время он ухаживал за мной, и в тот вечер, когда я объявила ему, что выхожу за Гарольда – это было семь лет назад, в девяносто втором, – он сказал: «Эвелин, я подарю вам на свадьбу одну вещь – такую же бездушную, прекрасную и пустую, как вы!» Я даже испугалась – таким мрачным был его взгляд. Я уж подумала, не преподнесет ли он мне дарственную на дом с привидениями или шкатулку, которая взорвется, едва я ее открою. Но он прислал эту чашу – и она правда прекрасна. Диаметр у нее… или это периметр? – не то два, не то три фута. Во всяком случае, буфет для нее мал – она выдается наружу.

– Подумать только! Он тогда же, милочка, уехал из города? – И миссис Фэрболт запечатлела на страницах своей памяти: «Бездушная, прекрасная и пустая».

– Да, он уехал. Кажется, на Дальний Запад, а может быть, на Юг или еще куда-то, - проговорила миссис Пайпер с тем божественным безразличием, которое освобождает красоту от оков времени.

Миссис Фэрболт, натягивая перчатки, сказала, что распахнутые двери большой гостиной и библиотеки, за которой виднеется часть столовой, создают ощущение простора, и это очень мило. Из всех небольших домов в городе этот самый приятный, но миссис Пайпер говорила, что они, возможно, переедут в дом побольше на Девро-авеню. Гарольд Пайпер, видно, кует деньги.

Когда миссис Фэрболт ступила на тротуар, лицо ее в сгущавшихся осенних сумерках приняло то неодобрительное, брюзгливое выражение, которое появляется на лице большинства довольных собой сорокалетних женщин.

«На месте Гарольда Пайпера, – подумала она, – я бы уделяла поменьше внимания делам и побольше – дому. Кому-нибудь из его друзей следовало бы поговорить с ним».

Но как ни довольна собой была миссис Фэрболт, она испытала бы истинное торжество, если бы задержалась на минутку-другую. Ее фигура еще маячила в конце улицы, когда в калитку Пайперов вошел очень красивый и очень расстроенный молодой человек. Дверь ему открыла сама миссис Пайпер и испуганно провела в библиотеку.

– Я должен был увидеть вас, – с жаром начал он. – Ваше письмо меня убило. Это Гарольд вас принудил?

Она покачала головой.