Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник)

– Я больше не могу, Фред, – сказала она, и никогда еще ее губы не казались ему столь похожими на лепестки розы. – Когда он вчера пришел домой, на нем лица не было. Джесси Пайпер решила исполнить свой долг – явилась к нему в контору и сообщила ему все сплетни. Для него это было ударом, и… и я понимаю, Фред, что он должен испытывать. Он сказал, что все лето в Загородном клубе только о нас и говорили, а он ничего не подозревал; и что только теперь ему стали ясны все эти обрывки фраз и туманные намеки по моему адресу. Он вне себя, Фред, ведь он меня любит, ну и я его все-таки люблю и понимаю, как он должен страдать.

Гедни кивнул.

– Да, – сказал он, – это и моя беда. Я тоже всегда ставлю себя на место других людей. – Его серые глаза открыто глядели в ее карие. – Бог мой, Эвелин, я весь день сидел в конторе и смотрел на конверт вашего письма, смотрел…

– Уходите, Фред, – сказала она твердо, и еле заметное нетерпение в ее голосе больно его задело. – Я дала ему честное слово, что не буду больше с вами видеться. Я хорошо знаю Гарольда, и то, что мы с вами сейчас разговариваем здесь, уже непростительно.

Все это время они стояли, и теперь она сделала легкое движение к двери. Гедни обреченно смотрел на нее, пытаясь на прощание запечатлеть в памяти ее образ, - и вдруг оба окаменели: на дорожке послышались шаги. Она схватила его за лацкан пиджака и потянула к большой двери в темную столовую.

– Я уведу его наверх, – шепнула она. – Стойте тут, пока он не поднимется по лестнице.

Мгновение спустя Гедни услышал, как она в передней здоровается с мужем.

Гарольду Пайперу было тридцать шесть лет – на девять лет больше, чем его жене. Он был бы красив, если бы не слишком близко поставленные глаза и не жесткость, которая появлялась в его лице, когда оно было спокойно. То, как он отнесся к роману жены, выражало самую его сущность. Эвелин он сказал, что считает вопрос закрытым и никогда ее ни в чем не упрекнет ни прямо, ни намеком, а про себя восхитился своим великодушием и решил, что он произвел на Эвелин большое впечатление. Но как все люди, кичащиеся широтой своей души, он скорее отличался узостью.

Сейчас он поздоровался с Эвелин подчеркнуто нежно.

– Поскорее переодевайся, Гарольд, – сказала она поспешно. – Мы идем к Бронсонам.

Он кивнул.

– Не так уж долго я переодеваюсь, дорогая. – И с этими словами направился в библиотеку.

Сердце Эвелин заколотилось.

– Гарольд! – воскликнула она прерывающимся голосом и пошла за ним. Он закурил сигарету. – Поторопись, Гарольд, – повторила она, остановившись в дверях.

– Но почему? – спросил он с легким раздражением. – Ты сама ведь еще не одета, Эви.

Он растянулся в кресле и развернул газету. Эвелин похолодела – он мог просидеть так минут десять. А Гедни в соседней комнате! Что, если Гарольд решит налить себе виски из графина в буфете? Лучше на всякий случай принести графин и рюмку сюда. А вдруг он пойдет за ней в столовую? И все-таки так она рискует больше.

Но тут Гарольд поднялся и, бросив газету, подошел к ней.

– Эви, милая! – сказал он, нагибаясь, чтобы обнять ее. – Ты не сердишься на меня за вчерашнее? – она, дрожа, прижалась к нему. – Конечно, я знаю, что с твоей стороны не было бы ничего, кроме дружбы, хотя ты и вела себя неосмотрительно. Но все мы делаем ошибки.

Эвелин почти не слушала. Она думала, что может быть, обняв его, сумеет незаметно вывести из библиотеки на улицу. А если сделать вид, что ей дурно, и попросить, чтобы он отнес ее в спальню? Нет, он просто уложит ее на кушетку и пойдет за виски.

И тут ее волнение достигло предела: она уловила еле слышное поскрипывание половиц в столовой. Фред решил уйти через черный ход! Вдруг по всему дому разнесся звук, гулкий, как удар гонга. Гедни задел локтем большую хрустальную чашу. У Эвелин сердце оборвалось.

– Что это? – вскрикнул Гарольд. – Кто там?

Она сильнее прижалась к нему, но он вырвался, и ей показалось, что на нее рушится потолок. Распахивалась дверь кладовки, послышалась возня, загремел таз, и она, не помня себя от ужаса, вбежала в кухню и зажгла свет. Рука ее мужа медленно сползла с шеи Гедни. Он замер, и удивление на его лице сменилось гримасой боли.

– Вот так-так, – проговорил он растерянно и повторил: – Вот так-так!

Он повернулся, точно хотел снова броситься на Гедни, но сдержался, весь как-то вдруг обмяк и горько усмехнулся:

– Ах вы… ах вы…

Эвелин с отчаянной мольбой в глазах обняла его, но он оттолкнул ее и, побелев как мел, опустился, потрясенный, на табурет.

– Значит, ты меня дурачила, Эвелин? Ну и чертовка же ты… Чертовка…

Еще никогда ей не было так стыдно, никогда она так его не любила.

– Она тут ни причем, – виновато пробормотал Гедни. – Я пришел…

Но Пайпер только покачал головой. Лицо у него было такое, словно его ударили по голове и он лишился способности соображать. Его взгляд, ставший вдруг беспомощным, задел в Эвелин глубоко скрытую, прежде молчавшую струну и ее охватил неистовый гнев. Слезы обожгли ей веки, она топнула ногой, руки скользнули по столу, словно в поисках оружия, и она в ярости кинулась к Гедни.