Она с удивлением смотрит на мужчину, который так далек от нее, хотя и находится прямо под ней, в ней. Ее муж.
После этого они сидят не двигаясь. Она сидит выгнув спину, прижавшись щекой к его щеке. Никто из них ничего не говорит. Первым начинает ерзать Эдмунд, двигает ногами, пытается вытянуть хотя бы одну. Елена выпрямляется. У нее тяжело на душе? Из-за Йоахима?
— У меня нога затекла, — извиняющимся голосом говорит он.
Они идут наверх, по-прежнему не говоря ни слова, только немного смущенно посматривая друг на друга. Эдмунд идет прямо в ванную. Елена присаживается на кровать, возле той одежды, которую она должна надеть на встречу с правлением. Все хорошо. Ей просто нужно быть здесь. Она виновата перед детьми после всего того, что произошло. Да и перед Эдмундом. Все-таки она чувствует себя очень виноватой.
Елена поднимается и идет вниз к своему письменному столу. Включает компьютер, логинится, заходит в интернет и гуглит слово
Снова возвращается наверх. Эдмунд принял ванну и уже наполовину одет. Он выбрал костюм в тон ее наряду: та же темная расцветка, та же ткань.
— Скоро ты будешь готова? Машина выезжает через час. Я только схожу быстро позвонить.
Он идет к двери. Неожиданно резко останавливается, поворачивается, подходит к ней и целует. Она не готова к этому. Это был какой-то странный, неуклюжий поцелуй. Елене хочется поцеловать его снова, но он уже пошел дальше. Она одевается, костюм сидит на ней как влитой.
Она видит себя в зеркале и вспоминает, как ей нравилось смотреть на себя глазами Йоахима, как она оставалась в мире этого взгляда, как ощущала себя реальной лишь тогда, когда он глядел на нее. Нет, это никуда не годится. Она имеет право наслаждаться тем, что у нее есть. Да, но все это также и странно. С одной стороны, правильно и в то же время неправильно.
— Черт, — шепчет она.
Смотрит на часы, в последний раз оглядывает себя в зеркале и спускается по лестнице. На полпути встречается с Каролиной, идущей наверх.
— Дети уже в школе. Все в полном порядке, — сообщает гувернантка.
Пожилая женщина выглядит несколько уставшей. Эдмунд вроде бы рассказывал, что она хотела бы вскоре уйти на пенсию, но может немного задержаться, если в этом есть необходимость.
— Спасибо, Каролина.
— Я, наверное, пойду вздремну, пока они не вернутся домой.
— Хорошая мысль. Вы должны прямо сказать, если вам тяжело.
— Нет, нет, — улыбается Каролина и пожимает руку Елены.
Внезапный предлог для Елены немного задержаться на лестнице.
— Кстати… Я тут размышляла над одним словом… Кирш. Вам это о чем-нибудь говорит? — спрашивает Елена как бы между прочим.
Женщина ненадолго задумывается.
— Я никогда не пью крепких напитков, — отвечает она. — Но позже буду в городе и могу поискать там его для вас.
Елена качает головой.
— Нет, все это пустяки, я просто подумала… Может быть, нам перейти на ты?
Каролина осторожно соглашается.
Елена в сомнении: может, ей пора оставить свое смехотворное расследование, прекратить играть в детектива? Надо бы уделять больше внимания другим людям, которых она обидела или бросила… Либо тем, кто работает на нее: например, этой несчастной пожилой женщине, которая с удовольствием ушла бы на пенсию. И больше внимания детям. И наконец, самой себе.
26