Она рассматривает здание. Каменная лестница ведет к главному входу. Это старое здание с желтой штукатуркой, богатое деньгами и историей. В Ютландии люди делают деньги, а в Копенгагене тратят… Это она прочитала во вчерашней газете. В статье говорилось о старых капиталах Ютландии, глубоких традициях и кланах предпринимателей. Была упомянута и семья Сёдерберг, но она не дочитала об этом до конца. Просто уже была не в состоянии — буквы утомляют ее более чем что-либо другое. Буквы Йоахима. Все те, какие он не мог написать, потому что был тогда с ней. Теперь он снова может писать. Елена знает, что она к нему несправедлива, что это не так, но все равно чувствует себя брошенной.
Звонит мобильный. Она вздрагивает: еще не привыкла к новому рингтону, он кажется резковатым. Это Эдмунд: он хочет знать, где она. Она посылает в ответ эсэмэску: «Уже приехала, скоро увидимся». Еще ненадолго задерживается в машине. Снова в голову лезут мысли о вчерашних приключениях в Химмельбьерге, о мужчине, преследовавшем ее… Вернее, о мужчине,
— Добрый день, фру Сёдерберг. Я Карен, — представляется женщина, поправляя голубую юбку и протягивая руку.
Но едва касается руки Елены, как тут же отдергивает ее и стоит, скрестив руки.
— Так это вы будете меня сопровождать? — Елена безуспешно пытается заглянуть ей в глаза.
— Я… я — ваш секретарь, — отвечает Карен, немного нервничая.
Елена видит, что она чего-то ждет. Чего? Что она ее узнает?
— Вы были моим секретарем… до?
— Вот уже скоро семнадцать лет, — быстро говорит она обиженно и добавляет: — А вообще двадцать, если считать и последние три года.
Елена внимательно смотрит на нее. Приветливые и вместе с тем настороженные глаза прячутся за маленькими очками. Круглое лицо.
И тут до Елены доходит то, что ей только что сказала Карен. Перед ней стоит живой человек, который ее знает
— Простите меня, Карен.
— Вам не за что просить прощения. Позвольте мне проводить вас в ваш кабинет, — отвечает Карен и торопливо идет вглубь здания.
В фойе слышно, как их каблуки цокают по блестящему мраморному полу. Елена поднимает голову и видит приглушенный свет, льющийся из массивных люстр, свисающих со сводчатого потолка с белой штукатуркой. Она кивает сотрудникам в форме, сидящим за длинной выгнутой дугой стойкой из красного дерева, идущей вдоль стены. С обеих сторон от стойки поднимается вверх лестница. Здание построено в начале пятидесятых годов прошлого столетия, и Эдмунд рассказывал ей, что именно здесь подбирают и обучают людей, которые потом руководят отделениями фирмы «Сёдерберг» по всему миру.
— Давайте пойдем по лестнице, — предлагает Елена, вероятно, из-за того, что ей хочется увидеть как можно больше.
Как только они начинают подниматься, она чувствует спазмы в животе. Елена очень нервничает перед встречей с правлением. Она много читала и основательно подготовилась, но еще не готова слышать
— Вот ваш кабинет.
— Мы были на вы… тогда?
— Всегда, — поспешно отвечает Карен.
Она обиделась? Елена совершенно себя не узнает в этих закостенелых формах вежливости. Вы, вам, ваш. Она медленно заходит в свой кабинет. В нем доминирует огромный письменный стол из палисандрового дерева. Она садится на элегантный антикварный кожаный стул и откидывается на спинку. Она на пятом этаже. Куда ни глянь, видно только небо.
— Может быть, вам что-нибудь принести, фру Сёдерберг?
— Что я обычно пила?
— До девяти кофе, а после только воду.
— Как до девяти? А когда же я приезжала?
— В семь тридцать. Вы приезжали на фирму первой, как и ваш отец.
Елена качает головой от удивления. В семь тридцать? Каждое утро? Это еще хуже, чем в кафе.
— У меня к вам есть вопрос. Вероятно, он покажется странным… — Елена краснеет.