Елена стоит с двумя этими карточками в руках и словно загипнотизированная смотрит на одно и то же: «Сёдерберг-Хирш Шиппинг». Как такое может быть? Почему она об этом ничего не слышала? Все рассказы Эдмунда, восхваления семейной фирме, истории об отце, Акселе, который создавал это все с нуля сразу же после войны. Вот и все, что она слышала. Никогда не упоминалось имя совладельца, Уильяма Хирша. Почему? Почему имя Уильяма Хирша должно оставаться в секрете?
Доктор ожидающе стоит перед ней. Елена поворачивается к остальным двум, молча стоящим возле стенки. Сейчас они делают то, что она говорит, но это не будет продолжаться долго — вопрос лишь времени. Они позвонят Эдмунду. Усыпят ее.
Елена размышляет, и ей быстро становится понятно, что нужно уходить. Нужно убраться отсюда, и вообще отовсюду, где Эдмунд имеет власть. Подальше от его лжи, от всего того, что он скрывает. И тогда ей надо найти кого-нибудь, кто больше не работает в этой фирме, но кое-что о ней знает. И тут она вспоминает этого старичка. Как его фамилия? Какая-то шведская или… Гудмунсон! Почетный член правления, который плохо слышит… нет, у него плохая память. Великолепно — оба без памяти. Но разве минус на минус не дает плюс?
— Я должна уйти, — говорит она врачу и напоминает самой себе, что надо не забыть свою сумочку с ключами от автомобиля, а также ту одежду, в которой приехала.
Взгляд на лошадином лице доктора изменился. Улетучилась нервозность и исчезли пятна. Он смотрит ей прямо в глаза, немного прищурившись, — возможно, пытается оценить происходящее.
— Как я смогу выйти из здания клиники самым коротким путем, чтобы меня никто не заметил?
36
Он приходит в себя от боли. Однако боль уже стала попутчиком, без которого он больше не представляет своей жизни. Ему снова хотелось бы что-нибудь видеть. Йоахим пытается подняться. Сколько же времени прошло? Час? День? Год? Он лежал в фургоне и думал, что его собираются убить. И вот после долгой поездки они все-таки останавливаются. Им не понадобилось возить его по кругу и все время менять курс. Йоахим был и так уже достаточно дезориентирован. Его вытащили из фургона, и один из них шепнул: «Мы знаем, кто ты такой, Йоахим». И его бросили на землю, как выбрасывают в окошко банановую кожуру, когда едут по трассе, без всякого сожаления, совершенно не задумываясь над этим. А чего, собственно: он ведь тоже биоразлагающееся вещество, как они, вероятно, подумали. Когда-нибудь он станет пищей для дождевых червей, которые дают питание пшенице и овсу, поэтому мы просто можем выкинуть его здесь и как следует дать ему по башке. И дали.
— Черт!
Йоахим вспоминает этот удар. Самый первый, а не тот, от которого он выключился, как это рисуют в комиксах. Он кричал, боролся за жизнь первые несколько секунд. Потом, вероятно, был еще удар, потому что он оказался без сознания — до этого момента.
— Черт.
Он стягивает мешок с головы и видит, что вокруг ночь и он один в лесу. Замечает, что крови на нем нет. Только одна шишка, на том месте, где ранее ее посадил Горм. Его череп с этим справился. А вот с сердцем дела обстоят куда хуже: оно уже почти ни с чем не может справляться. У него были две женщины: первая его слишком любила, а вторая его любила не настолько сильно, чтобы остаться с ним. Боже милостивый! Можно было подумать, что он отошел от этого. Но нет, сердце мало с чем может справиться — это по черепу можно бить и стучать. Как бы Йоахиму хотелось, чтобы все было наоборот! Крепкое сердце при слабом черепе. Это бы его устроило.
Он выбирается из леса. Кирке Хюллинге. Достаточно одной перестановки букв в этих словах, и получается смешное название города. Почему ему это пришло в голову? Получается: Хирке Кюллинге. Наверное, его здорово ударили.
И тут он осознает, что он ничего не добился, ни к чему не приблизился. Все это были хождения вокруг да около. Он так никогда и не найдет ни Луизы Андерсен, ни темы для новой книги, ни любви.
Вокзал в Роскилле. Йоахим включает свой телефон, держит его обеими руками, выжимая из него последнюю энергию, как египетские женщины выкручивали нильскую воду из постиранного белья. В батарее осталось лишь пять процентов. Неважно. Ему бы только добраться домой. Домой? Дома у него нет, но ему нужно дойти до матраса в квартире сына Гудрун. Завтра он, возможно, что-нибудь найдет. Уедет отсюда. В Африку. Ну, конечно. Спуститься по Нилу от Суэца до Кении. Интересно, Нил заканчивается в Кении? Он не уверен. Ему хочется искупаться в этой грязной воде, попутешествовать по саванне и предложить свое мясо гиенам и львам, подставить свои лодыжки под змеиные жала и напоить кровью малярийных комаров. Может быть, этим тварям удастся сделать то, что не получилось ни у Горма, ни у этих психопатов-женоненавистников.