— Йоахим!
Как же он мог перечеркнуть все прожитое ими? Неужели же она для него больше ничего не значит? Йоахим продал ее — вот как Иуда, — предал ее. Продал память о ней и то время, когда они были вместе, за миллион крон. И снова она кричит. За деньги можно сделать все.
Ну все. Крики среди елок помогли. Всю оставшуюся часть пути Елена смотрит в зеркало заднего вида. Она уверена: никто не заметил, как она уезжала с парковки. И все-таки за ней следует чей-то автомобиль на таком расстоянии, что она может рассмотреть лишь свет фар. И сам остается невидимым независимо от того, едет ли Елена быстро или медленно. Значит, это он. Неужели это тот же самый человек, который преследовал ее в Химмельбьерге? Неужели ее выдала Карен? Или это Эдмунд следит за ней по ее телефону?
Чтобы добраться до Гудмунсона, надо проехать через центр города и припарковаться возле дома престарелых. Здесь открывается вид на море, на вечность. Другой автомобиль не появляется, а она остается на месте некоторое время. Неожиданно ей очень захотелось закурить. Странно. Разве она когда-нибудь курила?
Здесь невозможно не почувствовать затхлый запах. От пожилых людей пахнет совсем не так, как от молодых, тут ничего не поделаешь. Это немного напоминает Елене запахи, доносившиеся из шкафа для фруктов в ее кафе от перезревших персиков. У Елены и Лины персики были всегда. Они использовали их для приготовления сорбета: это был любимый десерт Йоахима, практически единственный, который он ел.
— Простите, я ищу Карла, — обращается Елена к одной из санитарок: она хочет выдать себя за его знакомую и поэтому называет только по имени.
— У нас не один человек с таким именем.
— Гудмунсон.
— Последняя комната по коридору. Она здесь единственная с балконом, — отвечает санитарка, указывая рукой в конец коридора.
Елена идет по стрелкам, нарисованным на линолеумном полу, до самого конца. Стучится в дверь, но никто не отвечает. Она быстро смотрит через плечо и заходит в комнату. Он лежит на кровати. Может быть, он при смерти, думает Елена, приближаясь к нему, и заглядывает в его раскрытый рот. Из этой темноты доносится низкий звук. В этом звуке чувствуется невероятная усталость. Его дыхание со слабым присвистом из бронхов напоминает старую проржавевшую гармонь.
— Господин Гудмунсон? — Елена осторожно берет его за руку.
В это время открывается дверь за ее спиной.
— Простите?
Елена оборачивается. В дверном проеме стоит какой-то мужчина. Судя по его внешнему виду, он на самом деле не намеревается извиняться. Скорее наоборот. У него агрессивный взгляд.
— Что здесь происходит?
— Что происходит? — переспрашивает Елена.
Она встает и протягивает руку, как, наверное, приветствовали друг друга незнакомые люди тысячу лет тому назад. Но его это не впечатляет. Он чуть качает головой.
— Елена Сёдерберг. Я только что зашла…
Он перебивает:
— Я знаю, кто вы. Но то, что ваш отец заплатил за комнату с балконом для Карла, не дает вам права врываться сюда. Здесь я все решаю.
— Я…
Елена поворачивается в сторону балкона, который не так уж и красив. Стальные перила, от которых веет холодом. Неужели это ее отец подарил их Карлу? За долгие годы преданной службы?
А вот и он, там, на стоянке. Автомобиль. Внутри за рулем сидит какой-то мужчина. Елена почти уверена, что это тот самый человек, который преследовал ее в Химмельбьерге. Люди такого рода совершенно неприметны, в ветровке, с пробором сбоку, себе на уме. Таких можно нанимать для выполнения любой работы: сделать годовой отчет, водить автобус, устанавливать программное обеспечение, следить за другими.
— Вам следует договориться с семьей, если вы хотите посетить Карла.
— Разговор займет не так уж много времени.
— Но сейчас я попрошу вас уйти. Вот и все, — говорит он с копенгагенским акцентом.
Может быть, Сёдерберги пользуются большим уважением у ютландцев? Во всяком случае, ему не очень-то импонирует ее фамилия. А может быть, уже позвонили Эдмунду.
— Но у меня действительно есть договоренность с дочерью Карла, — говорит Елена, улыбаясь.
— Но… но… Мне об этом ничего не сообщали.
— Так вы можете позвонить ей, — советует Елена. — А сейчас, если позволите, мы с Карлом побеседуем наедине.
И она властно идет прямо на него, выгнув брови. Директор выходит в коридор, мямля при этом, что он сейчас же свяжется с дочерью Гудмунсона, но Елена его уже не слушает. Дверь за ним закрывается. Замка нет. Елена подставляет стул под ручку, сомневаясь, что это что-то даст, и возвращается к кровати, на которой лежит человек, работавший с отцом начиная с основания фирмы и теперь являющийся единственным живым свидетелем того времени. Гудмунсон был правой рукой отца. Ей что-то в этом духе сказал Эдмунд.
— Карл, — говорит она громким голосом прямо ему в ухо.
Старик открывает глаза и смотрит на нее.
— Карл, вы меня помните? — осторожно спрашивает она.