Загадочная жизнь мисс Айви

С Гидеоном подошел попрощаться бывший одноклассник из Грува. Айви вспомнила девочек из старой школы. Они поплыли у нее перед глазами, словно персонажи книги: лощеные близняшки Саттерфилд с роскошными светлыми волосами, Лиза Джонсон со своей фарфоровой кожей, пухлыми губами и кошачьим разрезом глаз. Правда, ей показалось, что уже тогда они выглядели не как подростки, а как вполне сформировавшиеся женщины, – и от этого она, теперь совсем уже взрослая, снова ощутила одиночество и стыд, которые испытывала много лет назад.

– Кстати, вы по-прежнему дружите с Никки и Вайолет? – спросила она у Гидеона. – Кажется, Том когда-то встречался с Лизой Джонсон?

Глаза Гидеона округлились:

– Точно, ты же не знаешь.

– Не знаю чего?

– Они погибли.

– Кто погиб?

– Никки и Лиза.

– Что? Как?

Гидеон перестал переминаться с ноги на ногу.

– Это случилось прямо перед выпускным. Из ниоткуда вылетела фура и протаранила их машину. Джордан, Джорди, – он должен быть где-то здесь – сидел за рулем. И еще с ними был Крис. Они ехали в кафе. С парнями все в порядке, но обе девочки… – Он положил руку ей на плечо. – Прости, я думал, уже все знают… На похороны пришел весь город. Лицо Лизы было так обезображено, что ее пришлось хоронить в закрытом гробу… Никки повезло больше. У нее были такие красивые длинные волосы, помнишь? Их заплели в красивые косы и уложили вокруг головы. Перед тем как опустили гроб, Вайолет положила ей на голову венок. Она была похожа на ангела… Прости, я не подумал. Вы давно дружили?

– Нет, мы не были подругами. Я их едва знала… Так жаль.

Она вдруг почувствовала, что в глубине души была рада этой новости. Еще минуту назад она завидовала своим воображаемым соперницам, но оказалось, что их больше нет, нет уже давно.

– А что с Уной Ким? Как у нее дела?

– Кто такая Уна?

Айви пожала плечами.

– Не бери в голову.

Он наблюдал за ней, слегка наклонив голову набок.

– Ты такая хорошая. Самый лучший человек из всех, кого я знаю.

– Никакая я не хорошая, – отвернулась она.

– Мне кажется, ты ошибаешься.

Он потрепал ее по макушке. В этом жесте было нечто настолько по-братски заботливое и нежное, что ей вдруг отчаянно захотелось рассказать ему все. Сильный, благородный Гидеон, который никогда не разочарует и не обидит, который всегда знает, что сказать, своим великодушием мог искупить все ее ошибки и грехи. Ей хотелось сказать, что она любит его, всегда любила, что она еще с детства восхищалась им и по-прежнему восхищается. Она чувствовала себя одинокой и виноватой и хотела… хотела…

– Что-то мне нехорошо, – сказал Гидеон.

Он положил руку на живот, сделал шаг назад и вывалил весь свой обед на ее дизайнерские туфли.

* * *

На следующее утро Гидеон был не в форме. Он тысячу раз извинился за вчерашнее и настаивал на том, что купит Айви новые туфли: старые пришлось выкинуть – они распространяли такой аромат, что везти их обратно в Бостон представлялось абсолютно невозможным. Он проглотил две таблетки обезболивающего, запив их бутылкой «Перье», и проспал весь полет домой.

Когда они приземлились, он поцеловал ее и вызвал такси прямо до работы, словно наказывая себя за плохое поведение. Дождавшись, пока машина завернет за угол, Айви тоже забралась в такси: «До „Башен Астор“, пожалуйста. На углу Саммер и Холи». Она включила телефон и набрала Роману.

Она думала, что он, с замиранием сердца прождав всю неделю, возьмет трубку сразу, но пришлось дважды прослушать автоответчик. Только на третий раз, когда она уже чуть было не развернула машину, он наконец ответил.

– Где ты торчала? – рявкнул он.

– На Гавайях.

– Значит, со мной тебе в отпуск съездить некогда, а как на чертовы Гавайи мотаться – так это всегда пожалуйста.

– Я скоро буду.

В небе клубились тяжелые серые облака, похожие на мохнатых овец. Из окна машины она заметила женщину в толстой зимней куртке с капюшоном, навстречу которой шел подросток в короткой джинсовке. Бостонские март и апрель славились непредсказуемостью: весеннее тепло в любой момент могло смениться ураганным ветром и дождем. У людей болела голова, а собаки яростно облаивали небо. Она открыла календарь на телефоне: шестьдесят девять дней.

– Вот здесь, пожалуйста.

Айви вышла у цветочного за два квартала до «Башен Астор». Там она тщательно, с особым вниманием, отобрала цветы, пока владелица магазина с родительской любовью и заботой произносила их названия: фрезия, эустома, белые хризантемы, ярутка, эвкалипт, питтоспорум.

– С вас шестьдесят девять долларов восемьдесят шесть центов.

Айви вытащила из кошелька стодолларовую купюру – деньги Романа, деньги, которые она украла и на которые теперь покупала примирительный букет.

Он открыл дверь еще до того, как она позвонила.

– Видел тебя в окно, – лениво процедил он, зажав потрескавшимися губами окурок. Пройдя мимо него, она почувствовала знакомый похмельный запах, к которому, однако, примешивался какой-то новый и приятный аромат. Он был без футболки, а вокруг пояса обмотал темно-синюю больничную форму.

– Откуда у тебя такой костюмчик?

Он опустил глаза:

– Из больницы.

– Ты был в больнице?

– Нет.

– Тогда откуда форма?