Через минуту какое-то нездоровое любопытство заставило ее вскочить и направиться к зеркалу в прихожей. Левая сторона лица была покрыта сине-розовыми разводами от туши и помады. Хотелось поправить волосы, но руки словно одеревенели. Она была похожа на падшую женщину. Или жертву насилия. Разницы, по сути, не осталось.
Роман вернулся, держа в руках пакет льда. Он уже успел вытереть с лица кровь, но теперь в глаза бросались царапины и то место на голове, где отсутствовал клок волос: кожа белела словно тофу, на котором запеклись крапинки крови. Их взгляды пересеклись в зеркале; на секунду они замерли, как бы стараясь запечатлеть этот момент в памяти. Его холодные серые глаза следили за каждым ее движением, как будто говоря, что она заслужила это, что ему абсолютно не жаль, что он может сделать это еще раз – и, может быть, даже жестче.
Сильвия осталась бы безразличной, подумала Айви, вспомнив, как машинально та отреагировала, когда Роман бросил ее на глазах у всей семьи. Возможно, из них двоих в разрыве виноват был именно он: когда рос без отца, скорее всего, будешь уметь решать проблемы только насилием.
Айви вышла в гостиную. Он пошел за ней.
– Хочешь что-нибудь посмотреть? – предложил он, заметив, что она уставилась на телевизор. На самом деле она всего лишь пыталась разглядеть в нем собственное отражение.
– Давай.
Роман притушил свет и включил французский фильм, который они уже видели, – о старшекласснице, со скуки подавшейся в проститутки и случайно убившей своего пожилого клиента во время секса. На середине фильма Роман запустил руку ей под рубашку и сжал грудь. Они занялись сексом прямо на диване – быстрым, не терпящим отлагательств, без прелюдий. Языки пламени, которые отбрасывал электрокамин, скользили по его обнаженному телу, озаряя мраморно-белую кожу, сильную грудь, – тело, которое было в несколько раз больше ее собственного. Зуб за зуб, глаз за глаз. Он мог бы легко справиться с ней, если бы захотел. Он мог избить ее до беспамятства, придушить подушкой, размозжить череп о стену. На все это у него с избытком хватило бы сил, а она не смогла бы сопротивляться. Он закинул ее ногу на себя. Перевернувшись, они очутились на полу.
После очередных побоев Айви могла, по крайней мере, рассчитывать, что ее на пару дней оставят в покое. Если Нань перегибала палку, то готовила дочери ее любимое блюдо и разрешала посмотреть телевизор сразу после школы. Она никогда не оправдывалась и не извинялась. А Романа чувство вины, напротив, заставляло быть более грубым. Он хотел, чтобы Айви понимала, почему он себя так повел, почему ударил ее, что его вывело из себя – причиной всему была любовь. Он рассказывал ей это прямо во время секса, так что, как и все, сказанное во время секса, это не имело никакого значения. Однако это признание как будто бы пробудило в нем то, что он так скрывал, – тягу к обладанию. Раньше он никогда не ухаживал за ней, не пытался вести себя как ее парень, но теперь принялся настойчиво совершать разнообразные романтические жесты.
На следующее утро Айви пришла посылка без обратного адреса. Внутри оказалась черная бархатная коробочка, в которой лежала пара сережек в форме журавликов-оригами. Линии клювов, угол сгиба крыльев – все было устремлено вперед, словно птицы вот-вот взлетят. Она сразу поняла, кто их прислал. Но страшнее всего была та легкость, с какой Роман раздобыл ее адрес. Она выглянула на улицу: там, как и всегда, курили бандиты. Они постоянно шныряли то внутрь, то наружу – наверняка проворачивали очередное темное дельце. Интересно, прав ли был тогда Шэнь, назвавший их бандитами? Могут ли они быть как-то связаны с Романом? Она захлопнула окно и задернула шторы.
Роман названивал ей всю следующую неделю. Сначала она придумывала отговорки: месячные, важные дела, проблемы с машиной. Он обвинял ее во лжи –