Загадочная жизнь мисс Айви

Айви отнесла серьги в ломбард. На вырученные деньги она купила коктейльное платье из розовой органзы, дизайнерские шпильки от Ральфа Ли-Пина и клатч из крокодиловой кожи. В этом она собиралась пойти на свадьбу Кроссов – раньше это мероприятие вселяло в нее ужас, а теперь стало отличным поводом сбежать от навязчивого любовника. С тех пор, как он узнал ее адрес, она жила в постоянном страхе увидеть его на пороге, когда дома будет Андреа, или, что еще хуже, рядом не будет Гидеона. Казалось, даже сам город давил на нее, запугивая тревожными звуками отбойного молотка и полицейских сирен. Каждый вечер она зачеркивала прошедший день в календаре. Каждый новый крестик неумолимо приближал двадцать второе мая, обведенное красным сердечком, – день ее свадьбы. Оставалось всего семьдесят два дня. «Семьдесят два. Всего семьдесят два. Всего семьдесят два», – повторяла она как мантру.

* * *

В то утро, когда они приземлились, на острове Кауаи шел дождь, но к полудню сквозь витражи церкви Святой Марии били яркие лучи солнца. Айви сидела на темной скамье вишневого дерева; рядом с ней поместилась тетя невесты, на ранчо которой они ездили в прошлом году. Она постоянно задевала локоть Айви, доставая карманное зеркальце, чтобы поправить бронзер.

– Вы со стороны жениха или невесты? – шепотом спросила она.

«Ни то, ни другое», – чуть было не ответила Айви, но потом, опомнившись, представилась:

– Невеста свидетеля.

– Того роскошного блондина?

Айви с гордостью кивнула. Стоявший у алтаря с другими свидетелями Гидеон и правда выглядел роскошно в своем сером костюме с иголочки, со скрещенными на груди руками. Он определенно выглядел лучше жениха в обтягивающем смокинге, который, словно будучи замотан в смирительную рубашку, был вынужден прижимать руки к бокам.

Айви ждала, когда двери распахнутся и выйдет Мэрибет, но в этот момент у нее в клатче завибрировал телефон. Тетя поправила слуховой аппарат, пытаясь определить, откуда идет звук. Орган заиграл «Свадебный марш» Мендельсона, и гости встали. Айви поднялась лишь секундой позже остальных – нужно было сбросить звонок. По церкви пронесся вздох восхищения. Утопающая в кружеве и жемчуге Мэрибет как будто сошла с одной из картин прерафаэлитов. Ее огненно-рыжие волосы покрывала длинная шелковая фата цвета слоновой кости – результат многодневного труда китайских мастериц, вручную вышивавших каждый из бесконечного множества изящных цветов. Невесту к алтарю вел отец, весельчак с круглыми близко посаженными голубыми глазами. По его лицу уже ручьем текли слезы, капавшие на бабочку, туго затянутую на толстой шее. Говорят, что девочки подсознательно хотят выйти замуж за кого-то, кто похож на их отца, и Айви отчетлива представила, как лет через двадцать шея у Тома станет такой же толстой, а щеки покроются красными пятнами. Но время никогда не исправит его характер. Он был одним из самых несчастных людей, которых Айви когда-либо знала, но она все же не могла ему посочувствовать. Он был несчастен – но от Андреа, Остина и даже Романа его отличало то, что его несчастье строилось на злобе и желании причинять боль другим. В этом смысле Том Кросс и Нань Линь были очень похожи.

Как-то Айви спросила Мэрибет, что в Томе привлекло ее в первую очередь. Та сказала: «Он ненавидит тупых женщин, громких женщин, кокетливых женщин, толстух, католичек, евреек, храпящих женщин, женщин, которые не умеют пить… В общем, ты поняла. Он, по крайней мере, не сбежит от меня с какой-нибудь шлюхой. Наоборот, ты бы видела, сколько жалоб в отдел кадров накатали на него секретарши. Я подумала, раз уж он так настойчиво за мной ухаживает, значит, во мне есть что-то особенное. И я решила дать ему шанс. Хотя всегда удивлялась, почему я? Наверное, я и замуж за него выхожу, чтобы узнать ответ на этот вопрос». Айви вспомнила этот разговор, пока Мэрибет умиротворенно проплывала между скамейками. Да уж, поистине веская причина выйти замуж. С другой стороны, бывают поводы и похуже.

Свадьба длилась бесконечно долго: когда они приехали в церковь, церемония только началась, и им еще предстояло высидеть проповедь, обмен клятвами и кольцами, еще одну проповедь, благословение священника, а потом еще проповеди и пения. Когда Айви не смотрела на Гидеона, то не отводила взгляда от отца Тома: когда запели «Аве Мария», его глубокий баритон оказался самым громким. Во время службы он закрыл глаза, но что-то беззвучно шептал и постоянно жестикулировал в потолок, словно управлял невидимым оркестром. Произнося речь в отеле, Кросс-старший рассказал о непоколебимой вере своего сына в Бога, в священные узы брака, и выразил надежду, что Том останется главой церковной общины. Но он ни слова не сказал о невесте, которая уже давно выпила свое шампанское и грызла кубики льда из пустого бокала.

– Как красиво сказано, – прошептала Айви Гидеону, когда все захлопали.

– Да, очень мило, – без улыбки ответил он.