Загон

Моиз рассказал нам, что женат, имеет троих ребятишек, с работой в Киншасе очень непросто, и он хватается за любую, пусть только подвернется. Сидя за баранкой, он рассказывал о примечательностях дороги, особо отметив, что первые сто пятьдесят километров до Киквита она заасфальтирована и находится в относительно неплохом состоянии, однако, потом начинают появляться в ней колдобины и выбоины, а еще километров через пятьдесят асфальт исчезает вовсе и тянется уже настоящая проселочная дорога, правда, в две колеи. В сезон дождей этот участок дороги малопроходим, но сейчас сухо, поэтому мы должны без проблем добраться до нужного нам города. Наш гид вообще оказался довольно словоохотлив, и всю дорогу болтал, не давая заснуть. Он рассказал нам, что в 1995 году в окрестностях Киквита возник очаг лихорадки Эбола. Это страшная болезнь, сообщил он, и говорят, лекарства от нее еще не изобрели. Интересно, ухмылялся он, какая будет у него цена, когда его изобретут? А где взять эти деньги? А болезнь-то эта, говорят, бросается на человека даже при простом рукопожатии, уж чего-чего, а касаться больного и вообще нельзя, а чуть что люди сгорают в считанные дни. Сначала они содрогаются в лихорадке, исходят жуткой рвотой, а потом, я это точно знаю, начинает разрушаться все внутри, и крови бывает много.

— И откуда ты узнал про такие подробности? — не выдержал Жан.

— Ха, откуда! Иностранные доктора рассказывали. Много их тут было! А вся эта история началась здесь, в деревне Мосанго, что пятьдесят километров от Киквита, — просвещал нас говорливый гид. — А в той деревне как раз проживал мой дед с бабкой, да и вообще было там много родственников. Они все умерли тогда, осталась только моя бабушка. А почему ее не унесла та лихорадка, — известно лишь Богу, но бабуля и по сей ведь день жива, и мне бы хотелось, коль скоро мы будем в этих местах, навестить старушку. Может, пока вы будете улаживать свои дела, я мотнусь к ней?

Мы с Жаном переглянулись. Это было как нельзя более на руку нам, поскольку поиски демантоида не нуждались в лишнем свидетеле. А заезд в Киквит был запланирован именно с целью изъятия этого камня из временного хранилища, определенного ему Жаном. Поэтому мы крайне благожелательно отнеслись к идее нашего проводника навестить свою родственницу, а нас ненадолго оставить одних. Моиз сразу же приободрился и принялся болтать с еще большим вдохновением.

Мы уже пару часов тряслись в старой Тойоте Моиза, асфальт давно закончился, и машина скакала по ухабам проселочной узкой дороги, поднимая за собой столбы желтой пыли. Машина была старая, и ни о каком кондиционере и речи быть не могло. Солнце палило и жара стояла неимоверная. Окна ретро автомобиля были открыты, и через них в салон врывались потоки раскаленного воздуха. Пару раз мы останавливались, чтобы справить человеческие потребности, и тогда внутри автомобиля образовывалась адская духовка. Мы с Жаном без конца глотали воду, пытаясь утолить жажду, но становилось только хуже, вода была почти горячей, а сами мы были похожи на любителей хорошо разогретой парилки, лица были красные, и пот стекал ручьями. А вот Моиз чувствовал себе превосходно, ни одной капельки не выступило на его беззаботном лице. Для нашего водителя езда явно была в радость. Он лихо крутил баранку и выписывал немыслимые зигзаги на ужасающей дороге, при этом еще и не забывая деловито переговариваться с Жаном, сидевшим слева от него.

Движение в Конго было правосторонним, а у Моиза была праворульная Тойта, и мне периодически становилось дурно, когда я смотрел на Жана, сидевшего ассоциативно для меня на месте водителя, и видел, что он даже не глядит на дорогу, а все больше по сторонам, да еще и беспечно беседует с Моизом. Как раз сейчас они обсуждали вопрос о запрете использования машин c правым рулем, Жан периодически поворачивался ко мне, и кратко передавал суть разговора.

Оказывается, еще в 2007 году правительством Конго был введен запрет на эксплуатацию автомобилей с правым рулем. Меры такие были приняты в целях снижения дорожно-транспортных происшествий, причем, как обычно, правительство практически не оставило для людей никаких вариантов. Автолюбителям было дано двенадцать месяцев, чтобы машины с правым рулем превратить в леворульные. Народ был крайне возмущен, ибо большинство автомобилей привозятся из азиатских стран, бывших британских колоний, где чаще встречаются машины с правосторонним управлением. А за переделку-то надо платить деньги, и причем не малые!

Тема разговора меня заинтересовала, прошли-то годы, и как же так получилось, что у Моиза осталась машина с правым рулём? Я и задал ему этот вопрос, припоминая, что мне не попадались до нашей поездки такие автомобили в Киншасе.

Жан перевел мой вопрос Моизу и тот, обернувшись через плечо, с важностью глянул на меня, и пустился в пространное повествование.