Читаем Загон полностью

Загон

Дом Гертруды - такой же небольшой, асимметричный, раскрашенный в салатные кубики - стоял неподалеку. Андрей про себя удивился, какого черта она тащилась в автобусе через весь город, но решив, что девушки ехали от рыжей Лены, успокоился. Думать хотелось о другом, например, о том, что под курткой У Гертруды наверняка ничего нет, - конец мая, на улице теплынь. Но если там что-то и есть, то скоро, очень скоро не будет.

Кроме ее куртки, Андрея слегка беспокоило его собственное белье - он не был уверен, что надел носки без дырок. Парадных носков, в отличие от брюк, он не имел.

Однако по-настоящему Андрея волновало другое: вечером, в крайнем случае утром, ему придется уходить. Завтра на работу, к Барсику. Три крепа за смену, нормально. Что на них можно купить? Пакетик воздушной кукурузы, притом маленький пакетик. Большой стоит четыре...

То, что Андрей принял за квартиру Гертруды, оказалось прихожей. Пройдя дальше, он поцокал языком, но и это была еще не квартира, а лишь преддверие под названием "холл".

Гертруда что-то где-то нажала, и боковая стена отползла в сторону, открыв свободный отсек, никак не меньше площадки на башне.

Она зашла в комнату, пнула ногой валявшуюся на полу подушку и, заведя руку за пояс, чем-то там тихонько щелкнула. Из-под юбки выпала белая полоска, с одной стороны шелковая, с другой - бархатная.

"Во дают! - подумал Андрей. - У них уже и трусы сами снимаются".

- У нас в Гамбурге таких не носят, - сказал он, дергая на штанах заевшую "молнию".

* * *

- Вы уже знаете? - спросил Иван Петрович.

- Знаю, - сказал профессор. - Проходите. Вы ведь пришли не для того, чтоб меня известить? Поверили, наконец?

- Я еще раньше поверил. Не полностью, но... Но он сам. Я выставил охрану, а Эйнштейн... Не вязать же ему руки!

- Гриша давно их ждал. Вот нервы не выдержали. Вы представляете, что это такое - ждать? Ждать каждый день... Да заходите же!

Белкин старательно вытер ноги и, посмотревшись в зеркало, прошел в комнату. Никита Николаевич молча указал ему на кресло и скрылся на кухне.

- И давно он их ждал? - спросил Белкин, неторопливо осматривая мебель. - То есть ее. "Неотложку".

- Около месяца, - отозвался через стену профессор. - Вы не голодны?

- Нет, спасибо. Если собирались обедать, не стесняйтесь.

Иван Петрович отодвинул тяжелую штору и выглянул в окно, затем подергал раму и, развернувшись на каблуках, задрал голову к потолку. Сверху, покачиваясь от сквозняка, свисал провод с пыльным абажуром. Крюка для люстры - или, допустим, петли - в потолке не было.

На кухне что-то скрипнуло, послышался шум воды. Профессор наполнял кастрюлю.

- Надеюсь, вы там не яды смешиваете?

- Что?.. А, так вот вы зачем пожаловали! Оберегать меня собрались? Благодарю. Поздновато, правда, но все равно - спасибо. Если вы, конечно, сами не оттуда.

- Из "неотложки"? - уточнил Иван Петрович.

- Во-во. Из нее.

- Никита Николаевич, у меня уже была возможность вас убить, - благостно проговорил дознаватель, усаживаясь в кресло.

- Ну, если б она занималась одним этим...

- А чем еще?

Профессор закрыл кран и переставил кастрюлю на плиту.

- Это не простая бойня, это некий отбор, - сказал он, появляясь на пороге. - Весьма осмысленный. Своего рода селекция.

- Значит, Григорий Исаакович Эйнштейн был отобран... - молвил Белкин. Кем? Для чего? По какому принципу?

- Не он один. Нас довольно много. Но принцип отбора общий интеллект-статус.

- Понятно...

- Понять в данном случае недостаточно. Нужно еще и поверить. А вы, как я вижу...

- Тяжело, Никита Николаевич, - признался Белкин.

- Вы верите одним фактам, - заметил профессор. - А факт - это то, что уже произошло. Вот Гриша руки на себя наложил - вы верите. А то, что и меня через пару дней накроет, - это под сомнением, правильно? Ничего, скоро и это станет фактом. Два-три дня, максимум - неделя.

- Эйнштейн перед смертью написал записку.

- Я так и думал. Гриша был невротик, позер. Наверняка ничего интересного. "Прощайте", "встретимся на том свете"... что-нибудь в этом роде.

- А вы психолог! Я, кажется, начинаю верить. Ваш интеллект-статус не ниже трехсот баллов, - уверенно произнес он.

Профессор снисходительно посмотрел на Белкина и расхохотался.

- Прибавьте еще тысячу.

- А у Эйнштейна? Сколько было у него?

- Где-то так же, - сказал Никита Николаевич. - Тысяча сто или тысяча двести... Особой разницы нет. Простите, по-моему, закипело.

Он поднялся с кровати и, подшаркивая рваными тапочками, удалился на кухню.

- Итак, "неотложка" уничтожает тех, чей статус превосходит... допустим, тысячу, - сказал Белкин, повысив голос.

- Черов, Иван Петрович, черов, - ответил профессор. - Умных людей на Земле много. "Неотложка" занимается только черами.

- Но... чер не может иметь тысячу баллов.

- Почему же?