Загон

- Конечно. Псих обычный. Шваль. Мусор, а не человек. Он, понимаете...

- Достаточно, - прервали Илью. - Художника мы сами прощупаем, без тебя.

- Художника?..

- Да, Царапин, чера Вадима Ветрова. Художника. Спасибо за сотрудничество...

Голос закончил, хотя, судя по интонации, он хотел добавить что-то еще.

"Спасибо за сотрудничество, но..." - представил себе Илья и оцепенел в ожидании. Либо удар, либо инъекция, но обязательно - сзади. Там еще двое, с крепкими руками. С крепкими и цепкими. Прямо стихи...

В нависшей тишине было слышно, как загомонили на улице - мимо фургона брела толпа из смотровой башни. Люди делились впечатлениями и что-то выкрикивали - скорее по инерции, чем от веселья. Кто-то пробарабанил по стенке нехитрый ритмический рисунок: "та-та-тратата".

Илья вздрогнул.

- Ой, забыл! - выпалил он.

- Тише. Что забыл?

- Вчера вечером... Виноват, закрутился. Надо было сообщить, а я... Этого Эйнштейна...

- Следы оставил?

- Я? Нет. Я до него вообще не добрался.

- Что ты сказал? До Эйнштейна? Ты не добрался?!

- Там у двери дознаватель стоял. По-моему, не случайно. Белкин его фамилия. Как у объекта. А зовут... не то Иван Иваныч, не то Петр Петрович.

- Царапин, ты ничего не путаешь?

- Как это, интересно?

- А вот так. Акция по Эйнштейну прошла успешно. На твой счет переведены еще десять тысяч.

- Кстати, нельзя ли часть денег...

- Нельзя. Пока ты в легенде - нельзя. Насчет Эйнштейна...

- Не убивал я его! - взмолился Илья.

- Ясно. С этим тоже разберемся. Как, говоришь? Белкин? Дознаватель из управы?

- Если жетон не фальшивый... да нет, не фальшивый. Я их столько перевидал... И вел он себя уверенно. Это самое главное. Как хозяин себя вел. Белкин, да. То ли Иван Иваныч, то ли...

- Достаточно. Значит, ты остаешься. Еще немного поработаешь.

Илью качнуло в сторону. Загудели, сливаясь в унисон, сотни скатов фургон двигался в колонне. Спустя десять минут машина начала разгоняться похоже, водитель покинул строй и свернул на свободную улицу.

- Мне нужны деньги, - снова сказал Илья. - Немного, на карманные расходы. Ботинки человеческие купить.

- Тебе за ботинки три месяца пахать положено. Получишь в гуманитарной лавке и будешь ходить, как все ходят. А сейчас... держи.

В темноте Илья разглядел протянутую руку и на ощупь взялся - это было горлышко. По весу - литр.

- Желательно без эксцессов, - предупредил голос. - На два подхода разделить сможешь? Или половину на дорогу вылить?

- Не мальчик, - огрызнулся Илья. - А деньги? Мне за проезд заплатить нечем.

- Даром довезут.

Машина резко затормозила, и в стене открылась панель. Сквозь узкий прямоугольник в кузов влился слепой лунный свет. Илья увидел самого себя и бутылку; все, что было вокруг, стало еще более черным.

- Вон там объездная, - сказали ему из мрака. - На той стороне автобусная остановка. Сам знаешь.

Илья спрыгнул на землю и пошел к переходу. Поднявшись по крутой лестнице, он обернулся. Фургон уже исчез за деревьями. По объездному кольцу проносились редкие автомобили, но смотреть на них было скучно.

Он с треском открутил пробку и, сделав большой глоток, поднес этикетку к глазам. "Праздничная особая".

Что в сегодняшнем празднике было особенного, Илья не понимал. Ну, отработал для "неотложки" еще двух черов. Один - замечательный художник, второй... просто человек. Хороший. За неубитого Эйнштейна - десять тысяч, за этих двоих - литр водки. Что особенного? Ничего.

Илья глотнул еще и, завинтив крышку, направился к остановке.

Ничего, ничего... Еще два чера, подумаешь! А третьего, стало быть, без него как-то... Деньги-то с карточки не отзовут? Десять тысяч - сумма серьезная. Боже, сколько же за них надо работать? Если на конвертере, то всю жизнь. Андрюха, бедолага, тысячу накопить не мог, а тут - десятка.

Илья замер и приложил ко лбу ладонь. Андрюха... Андрюху-то он больше не увидит. Никогда.

Он яростно размахнулся, но в последний момент опомнился и удержал бутылку в руке. Не-е... От этого легче не будет.

Сорвав пробку, Илья вставил горлышко в рот и запрокинул голову.

Вот, как раз половина. Теперь бы добраться... И дом не перепутать. И не решиться на что-нибудь такое, чего по трезвости не сделаешь. На что-нибудь отважное и страшно глупое. Потому что потом, по трезвости, будешь жалеть. А трезвость - она как смерть: приходит, не спрашивая.

Илья дотащился до автобуса и сел на грязный пол.

Водитель с интересом глянул в зеркало - как-никак человек возвращался из центра, да еще с праздника. Похоже, устал неимоверно.

Илья сидел в углу, положив голову на согнутые колени. Он знал, что за ним наблюдают, но все, что он мог, - это спрятать лицо.

Он хотел выпить еще, но чувствовал, что на сегодня хватит. Он хотел заплакать, но у него не получалось.

* * *

Белкин дождался, пока окошко индикатора не нальется зеленым, и, приготовив разрядник, рывком открыл дверь. В коридоре лежал молодой мужчина, одетый как нельзя более заурядно: поношенные брюки, ботинки со сбитыми носами, брезентовая куртка нараспашку. Из особых примет - волосы, распушившиеся пшеничной шапкой и качавшиеся от сквозняка. Но это временно.

Чер, - сразу определил Белкин.