Тюремный дворик был не большой, метров триста. В моей сети есть рестораны значительно большей площади. Интересно, это единственная площадка для прогулок? По фильмам, которые я видел, я ожидал что на площадке обязательно будут баскетбольные кольца, здоровенные покрышки и штанги для пауэрлифтинга. Но площадка была совершенно пуста. Только в противоположном от меня углу стояла небольшая, максимум на трех человек, скамья. Такое ощущение, что она была вылита из бетона единым куском. Бетон. Только бетон. Пол, стены, скамья. Я взглянул на небо. Через натянутую сетку даже синее небо приобрело какой-то серый оттенок.
— Вот ты и на балу, Золушка, — хрюкнул старшина, — сейчас придут принцы, будь с ними ласкова. — Сказав это старшина еще раз хрюкнул, что у него по-видимому было эквивалентом смеха, и вышел в ту же дверь, через которую мы зашли.
Я стоял и смотрел на скамью в противоположном углу. Двор прямоугольный, по моим прикидкам пятнадцать на двадцать. Я иду по диагонали. Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Значит мне нужно пройти ровно двадцать пять метров. Спокойной походкой я прохожу десять метров за тринадцать шагов. Учитывая, что я нахожусь не в самом углу площадки, и скамья тоже имеет некоторую ширину, я дойду до нее за тридцать шагов. Раз, два, три, четыре… Я уперся в скамейку на тридцать первом шаге. Ну, плюс минус норма.
Усевшись на скамейку я начал доказывать теорему Пифагора. Сначала вспомнил простейший способ. Мысленно дорисовал прямоугольный треугольник половины двора до квадрата со сторонами в виде гипотенузы, по которой только что прошел. Вторым способом я мысленно достроил квадрат со сторонами, равными сумме катетов, ширины и длины площадки. Потом мои мысли перешли на классический вариант пифагорова треугольника со сторонами три, четыре и пять. И в этот момент дверь посередине левой от меня стены открылась.
На площадку вышли около двадцати заключенных. Все в одинаковых, уже виденных мною на паре посетившей меня в камере зэков, тюремных серо-синих костюмах со светоотражательными полосами на спине и рукавах. Под пиджаками у всех темные майки. На головах кепки с такой же светоотражающей полосой, пришитой по кругу. Мятые козырьки. На правой стороне груди, на белой плашке, маркером написаны фамилии, инициалы и какие-то номера. На ногах стоптанные черно-серые ботинки на шнуровке. Получается, зря я по поводу шнурков переживал, вот и развенчан первый мой тюремный миф. Некоторые зэки были в резиновых галошах.
Вышедшие на площадку люди остановились, образовав неплотную кучку. Никто ничего не говорил. Все пристально смотрели на меня.
— А почему мясо сидит на моем стуле? — раздался не громкий, хриплый голос.
Толпа чуть расступилась и в мою сторону вышел старичок. Конечно, фотография из личного дела, которую показал мне полковник на экране своего мобильника, сильно отличалась от того, что я видел сейчас. Но это однозначно он, смотрящий зоны, Лев Рустамович Вой, он же Художник.
— Здравствуй, дедушка. Ты меня мясом назвал? — Я говорил спокойно, чуть понизив голос, чтобы услышать меня можно было только прислушиваясь.
— Тебя, тебя я мясом назвал. А ты оказывается не мясо. Мясо оно полезное. Оно людям силу дает. А ты оказывается обманщик. А обманщики они насквозь вредные. Тебя разве не учили, что обманывать нельзя? За это тебя накажут.
— Вот я же вижу, что ты, дедушка, умный и справедливый человек. Ты напраслину возводить не станешь. Только и я тоже умный. И врать с детства не приучен. Это когда же я тебя обмануть успел?
— Вот что за люди, — дедушка в притворном ужасе оглядел своих соратников, — сначала при всем народе врут, а потом в несознанку. Мол, никогда я враньем не занимался, с детства я аки агнец чист. Ты же только что меня дважды дедушкой своим назвал. А внуков у меня отродясь не было. Зачем ты врешь, зачем ко мне в родственники записываешься? Нехорошо это.
— Я и не знал, что люди каждый новый год в родственники к дедушке Морозу набиваются. А еще Дед Мазай и зайцы, Некрасов, ты, судя по возрасту, советскую школу прошел, наверняка читал. Это что же, все про родственников? — Я был уверен, что прямая логика в разговоре с ним не поможет, поэтому поторопился подставиться, дать ему шанс выйти из этой части разговора победителем. — Я к тебе обратился «дедушка» исключительно, чтобы подчеркнуть твой уважаемый возраст. Разве у вас не принято уважать старших?
— Так это ты из уважения на мое место сел? Не боишься, что я тебя мыть скамейку заставлю? Чует мое сердце ты ее испачкал.
— Дедушка. Я же к тебе с уважением. А ты почему-то меня то во лжи обвиняешь, то в нечистоплотности. А между тем, я же к тебе в гости пришел, ты же тут старший? Стало быть, я у тебя, дедушка, в гостях. А ты на меня с порога…
— Какой ты гость? Гость — в горле кость. Гости по приглашению приходят. А незваный гость он сам знаешь, хуже кого, говоришь же, умный.
— Так все эти люди — по твоему приглашению сюда пришли? — Я кивнул в сторону окружающей его толпы. — А я та думал их, как и меня, сюда против их воли посадили.