Заговор

— А ты не путай честных сидельцев и себя. Эти люди, — старик оглядел свою команду, — они тут не в гостях. Они тут дома. А ты разве живешь тут? Тогда доложись по порядку, пусть общество знает, с кем дело имеет.

— Мы же оба знаем, к чему это все должно привести. И мы оба понимаем, что ты по любому повод, чтобы обосновать дальнейшие действия, найдешь. Я не говорю, что я идеальный или даже просто правильный, но ты уже мою судьбу решил. Верно я говорю? Так к чему все эти подводки кривые?

— Умный говоришь? — Старик прищурился, — ну а раз умный и все так хорошо понимаешь, то зачем разговоры разговариваешь, коли понимаешь, что все за тебя уже решено? И за меня уже все решено. Кто мы такие, чтобы самим себе судьбу выбирать. Мы, как ты сам сказал, люди умные, а умный человек он честный. С собой честный. Вот и не обманывай ты сам себя, все уже за тебя решено, расслабься, как говорится, и получай удовольствие.

Старик неопределенно махнул рукой в мою сторону и тут же от толпы отделились два бугая и направились ко мне.

— Хотя, надеюсь удовольствия ты от этого не получишь. Надеюсь ты не из этих. — Много тише произнес старик, но я все же услышал.

— Погоди, дедушка, дай три минуты с тобой поговорить, может я смогу тебе предложение сделать.

— Мне, предложение? А где ж цветы, кольцо с бриллиантом? Или ты мне какое предложение делать собрался?

— Три минуты. Лучше ты потом разочаруешься в моем предложении, чем будешь гадать, а что там было.

— Погубит меня мое любопытство, ой погубит. — Старичок сделал пару шагов и чуть коснулся локтя ближайшего амбала. — Пойдем со мной, ты этому предлагателю ручки его подержишь, пока он мне свое предложение будет делать.

Старик, в сопровождении двух качков, подошел к скамейке. Я прям таки засмотрелся на его походку. Одновременно и расслабленная, как будто он по спа центру переходит из зоны гейзерных бассейнов в зону массажа. Но при этом, несмотря на возраст, в походке была какая-то напряженная легкость. Именно так. Руки в карманах брюк, локти чуть разведены в стороны. Судя по походке этот человек уверен, что будь на его пути гора — она смущенно подпрыгнет и уберется в сторону. Интересная походка, нужно запомнить, пригодится. Сопровождающие спортсмены тоже были очень колоритны. Оба под пару метров, явно за сто двадцать килограмм, лысые, тяжело нависшие над глазами брови, хмурый взгляд.

Троица подошла к скамье. Я сидел с краю. Но под властным взглядом старика я еще больше вжался в бетонный подлокотник. Я решил, что вставать мне, как договаривающейся стороне не стоит, а вот показать свою уязвимость и тем самым придать уверенности в себе моему оппоненту будет не лишним, поэтому я и сделал нарочито неуклюжее ерзанье и пододвинулся к подлокотнику насколько мог без потери комфорта.

Старик чуть помедлил, сверля меня взглядом. Если он спокойно сядет, я выиграю первый раунд. Ну же, садить чертов старик. Я же дал пирожок твоему эго, сдвинулся в сторону, и сижу аккуратно, не развалившись.

Старик, как будто о чем-то подумав, произнес тихо-тихо: «Ну-ну, посмотрим», и присел на противоположный конец скамьи. Один зэк зашел за скамейку и встал у меня за спиной, второй подошел к мне и встал в десятке сантиметров от моих ног. Только сейчас я заметил, что в отличие от остальных арестантов, на ногах старика были не кожаные ботинки, а черные кроссовки на липучках.

— Давай я тебе до начала твоего рассказа одну картинку нарисую. Ты ее у себя в голове зафиксируй, а когда полностью ее осознаешь, вот тогда и сделаешь мне свое предложение.

Старичок стянул с головы кепку, достал из нагрудного кармана куртки белоснежный носовой платок и протер лоб.

— Представь, значится, такую картину. Стоит на коленях мужик. Не ты, но, например, очень на тебя похожий. Перед ним стоит, ну к примеру, вот он, — старик кивнул на амбала, стоящего передо мной. — И вот этот, стоящий на коленях, добровольно, медленно и с чувством расстегивает мотню того, кто перед ним стоит. А знаешь, почему он так делает?

— Не могу себе даже представить.

— А ты попробуй, не говори не могу пока не попробовал. Я тебе подскажу. Я же забыл одну деталь упомянуть. В ушах того, кто на коленях стоит, спички вставлены. Две простые спички, представил, как они у него из ушей торчат? Так вот за тобой, тьфу, за тем мужиком что на коленях, стоит друг этого вот, — он снова кивнул на мужика, стоявшего передо мной, — друг, ну, допустим, вот он, — и старик кивнул куда-то мне за спину, вероятно на мужика, стоявшего за мною. — И знаешь в чем фокус? Стоит только этому стоящему на коленях как-то ширинку прищемить, или укусить там не знаю, как тут же по ушам его хлопнут и спички его навсегда глухим сделают. Вот тебе сколько лет?

— Тридцать семь.

— Ой какой замечательный возраст. Я себя помню в тридцать семь. Еще и сил полно, но и опыт уже какой-никакой появился, опять же, а с ним и мудрость. Так вот как ты считаешь, что лучше, в тридцать семь глухим стать, или помочь паре-тройке, ну максимум дюжине, отличных парней расслабиться?