Заговор генералов

– Настоятельно рекомендую. Полинезийские острова... Гоген... Моэм любитель экзотики. Возможно, англичанин задумал написать о русских медведях. – Управляющий военмина поймал взгляд полковника. – Но почему он привлек ваше внимание?

– По картотеке отделения Моэм проходит как сотрудник "Интеллидженс сервис", с первых дней войны работавший в Швейцарии. Затем он был направлен в САСШ. В Россию прибыл через Владивосток. Сразу же по приезде в Петроград установил контакты с американским послом и с английским послом. Имел беседу с Аладьиным. Отправил письмо. Мы перехватили, но расшифровать пока не можем.

– С кем Моэм еще установил связи? – оживился Савинков.

– С Александрой Петровной Коротковой, дочерью известного анархиста. Но это давняя интимная связь.

"Сашенька?!. – удивился Борис Викторович. – Прелестная Сашенька... Негодная ветреница..." Он и сам, будучи в Лондоне и Париже, не устоял в свое время перед чарами княжны-изгнанницы.

– Писателю не докучайте. Письма, перехватывая и расшифровывая, отправляйте адресатам, – приказал он. Для себя же решил: "Моэмом займусь я сам. Приятно иметь дело с интеллигентным человеком".

– И еще одно, – в ровном, невыразительном голосе Медведева зазвучала нескрываемая обида. – В Петрограде начала действовать неизвестная нам самостоятельная военная контрразведывательная организация.

– На кого работает? – Это было сюрпризом и для Савинкова.

– Во главе ее поставлен полковник Гейман, один из офицеров туземной дивизии, откомандированный в столицу Ставкой. Гейман спешно налаживает связи со всеми офицерскими и монархическими группами в столице, Москве и других городах.

– Держать! – Савинков понял, что действия каких-то сил ускользают из-под его влияния. – Держать всех на коротком поводке! – И сам удивился, как легко усваивает терминологию сыскной службы.

Полученные от Медведева сведения он обсудил с Филоненко:

– Вот так-то: поп в гости – а черти уже на погосте. Все смотрят на Ставку, разинули пасти. Корнилова, этого младенца от политики, нельзя оставлять без присмотра ни на минуту: того и гляди вывалится из люльки. Немедленно выезжайте в Могилев, не спускайте с генерала глаз ни днем ни ночью. Следите и за ординарцем Завойко, за Аладьиным. Обо всем важном немедленно доносите мне.

Глава восьмая. 10 августа

1

Вчера, обстоятельно поговорив с Пятницким, побывав на конспиративной квартире Московского комитета, Антон успел вернуться на Спиридоновку, к вечернему, заключительному заседанию "общественных деятелей". Разомлевшие после щедрого обеда с водками, ораторы хоть и не столь энергично, но продолжали все в том же духе. Но теперь Путко как бы обрел возможность четвертого измерения – ему стало легко, словно семечки из скорлупы, вышелушивать самую суть.

Выступал Пуришкевич. Кто в России не знал этого имени? Крупнейший землевладелец: тысячи десятин земли в Молдавии, самый правый в Думе последних трех созывов, в графе о принадлежности к партии записавший: "Черная сотня доблестного "Союза русского народа". Он-то и был одним из создателей этого союза – банды погромщиков, уголовников, охотнорядских и гостинодворских громил, железными дубинками и ножами расправлявшихся с интеллигентами, студентами и гимназистами, с рабочими. У Антона был к ним и свой счет: это одна из таких банд напала на демонстрантов у Технологического института в пятом году и насмерть затоптала на булыжниках мостовой его отца... Так и осталось для Антона тайной: почему его отец, всегда чуравшийся политики, живший в мире своих формул, пошел в тот день со своими студентами-воспитанниками на улицу. Но именно тот день и определил судьбу самого Антона. Все, кто был причастен к "черной сотне", были и его личными врагами. И уж тем более атаман шайки Пуришкевич. Вскоре после первой революции союз разделился на две группировки. Во главе "Союза русского народа" остался некий доктор Дубровин, а новую, "Союз Михаила-архангела" возглавил Пуришкевич. Размежевались они прежде всего потому, что не могли поделить между собой деньги из "рептильного фонда", которые выдавал на их содержание Николай II. Существовала разница и в позициях: Дубровин не признавал Думы, а Пуришкевич мирился с нею и даже стал депутатом. Он неизменно занимал в Таврическом дворце самое правое кресло. Прежде Антон никогда не видел его в лицо – только фотографии. Теперь удивился: лысый бородатый пигмей, дергающийся, как от тика.

– ...Россия не имеет правительства! Все классы общества предоставлены самим себе и находятся вне защиты права и закона! – кликушествовал сейчас он. – Нельзя строить иллюзии и не пристало жить мечтами! Правительством называется лишь та власть, которая способна карать виновных! Поставьте на место Советы, а лучше распустите их вообще – этих носителей разрухи и двоевластия, начав с Петрограда, пока граждане русские не сделают это сами! Но учтите: ждать уже недолго! Да, да! Недолго!

Угрожает. Кому? И кто же эти "граждане русские"?.. Теперь, после Февраля, союзы были распущены, а сами слова "черная сотня" и "михаило-архангельцы" стали, как мазутные клейма.