– Милостивые государи, коль я от вашего имени вступил в переговоры с главою правительства, вы не должны скрывать от меня... – с обидой начал Львов-2.
Аладьин протянул ему лист. Это была копия приказа Корнилова атаману Каледину начать движение казачьих войск на Москву.
– Боже упаси! Это ужасно! – воскликнул Львов. – Зачем поднимать меч на первопрестольную, когда можно миром?..
– Верховный главнокомандующий лишь трубит сбор, – успокоил Добринский.
– Нет, нет! Заклинаю вас именем всевышнего!.. Я поеду в Ставку и сам призову Корнилова не возносить меч! Я выезжаю!
– Согласны. Чтобы вас допустили к главковерху без помех, сошлитесь на господина Завойко и на меня, – поддержал его порыв Аладьин.
За время, проведенное в пути между Питером и Москвой, а затем между Москвой и Могилевом, представление о собственной значимости в развивающихся событиях возросло в распаленном воображении Львова непомерно. Соответственно расширились и его полномочия: теперь он уже и сам не мог отделить воображенное от действительного и уверовал, что его поступки направляет всевышний. Поэтому, переступив порог комнаты в губернаторском дворце и увидев перед собою самого Корнилова, он вместо приветствия воскликнул:
– Я от Керенского!
В бурых глазах верховного главнокомандующего зажегся мрачный свет.
– Я имею сделать вам предложение! – заторопился самочинный эмиссар. Напрасно думают, что Керенский дорожит властью – он готов, положась на милость божью, уйти в отставку, если вам мешает, но власть должна быть законно передана из рук в руки без кровопролития. Власть не может ни валяться, ни быть захваченной. Керенский готов на реорганизацию кабинета. Мое вам предложение: войдите в соглашение с Александром Федоровичем!
Корнилов озадаченно глядел на посланца. Дело принимало неожиданный оборот: ненавистный "штафирка" сам готов уступить власть. И если они договорятся, прикончить Совдепы и армейские комитеты будет легче легкого. А потом он разделается и с самим "танцором"... В военном же перевороте имелась доля риска. Лукомский бубнит: надо учесть и то, и се, и пятое, и десятое. Так что же ответить?..
– Передайте пославшему вас: по моему глубокому убеждению, единственным выходом из тяжелого положения является установление военной диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении. Передайте: необходимо, чтобы Петроград был введен в сферу военных действий и подчинен военным законам, а все тыловые и фронтовые части подчинены мне. Я не вижу иного выхода, кроме немедленной передачи власти Временного правительства в руки верховного главнокомандующего.
– Военной власти – или также гражданской? – позволил себе уточнить Львов-2.
– И той, и другой, – отчеканил генерал.
– Быть может, лучше совмещение должности верховного главнокомандующего с должностью председателя совета министров?
– Согласен и на вашу схему, – хмуро кивнул Корнилов.
Одно обстоятельство в ходе этой беседы все же озадачивало Корнилова: почему Савинков, покинувший Ставку всего лишь несколько часов назад, оговаривал всякие мелкие частности: какую дивизию послать на Питер, да кого на нее назначить, да перевести из Могилева офицерский Главкомитет, – а этот чернобородый лысый человечек вдруг от того же "штафирки" привез на блюдечке полное отречение?..
– Вы когда в последний раз видели министра-председателя? – с металлом в голосе спросил он.
– Позавчера вечером. – Львов не уточнил, что это было и последнее, и первое их свидание за последние три месяца.
Позавчера. Савинков же покинул Питер на сутки раньше. Что могло произойти в столице такого за двадцать четыре часа, что побудило Керенского поднять лапки кверху? Может, и вправду испугался выступления большевиков?..
– Я не верю Керенскому, – угрюмо проговорил Корнилов. – И Савинкову не верю. – Сомкнул губы. Помолчал, сверля взглядом несчастного эмиссара. Впрочем, независимо от моих взглядов на их свойства и на их отношение ко мне я считаю их участие в управлении страной безусловно необходимым.
Заложил руки за спину, отступил от Львова:
– Могу предложить Савинкову портфель военного министра, Керенскому же – министра юстиции. Однако предупредите и того и другого, что я за их жизнь нигде не ручаюсь, а поэтому пусть они оба прибудут в Ставку, где я их возьму под охрану. Замолчал. Бросил:
– Еще вопросы?
– Н-нет... – пробормотал Владимир Николаевич, вдруг почувствовав всю тяжесть бремени, которую возложил на свои плечи. – С-со-вершенно ясно, да ниспошлет господь...
Корнилов выразительно щелкнул крышкой часов, давая понять посетителю, что аудиенция закончена.
– Честь имею.
Он скрылся за дверью, откуда проник, тут же оборвавшись, гул голосов.
Львов понял, что ему нужно поскорей уносить отсюда ноги. Спросил у вновь появившегося в комнате адъютанта:
– Когда ближайший поезд на Петроград?
– Генерал просит вас задержаться в Могилеве. Завтра должен вернуться в Ставку советник верховного главнокомандующего господин Завойко, с которым вам надлежит обсудить детали. Разрешите сопроводить вас в гостиницу.