Тридцатилетний Терещенко был одним из крупнейших в России сахарозаводчиков. С помощью Гучкова и Родзянки приобщился и к поставкам для армии. Керенский слышал: по тысяче рубликов дерет за каждый пулемет. Сейчас промолчал – до обсуждения его собственной кандидатуры очередь еще не дошла. Терещенко утвердили...
У Родзянки уже был подготовлен и текст телеграммы, которую он предложил без промедления отстучать в Ставку, на имя генерала Алексеева, а также всем главнокомандующим фронтами и командующим флотами. В телеграмме предлагалось действующей армии и флоту сохранять полное спокойствие и выражалась уверенность, что "общее дело борьбы против внешнего врага ни на минуту не будет прервано или ослаблено", "Временный комитет, при содействии столичных войск и частей и при сочувствии населения, в ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительственных установлений. Пусть и со своей стороны каждый офицер, солдат и матрос исполнит свой долг и твердо помнит, что дисциплина и порядок есть лучший залог верного и быстрого окончания вызванной старым правительством разрухи и создания новой правительственной власти".
И в этом документе Родзянко ни словом не упомянул о Николае II и монархии. Пусть армия думает, что питерские события исчерпаны: прежнее правительство устранено и заменено новым. Цель достигнута, и теперь главное – дисциплина и порядок. Самодержавный строй остается незыблемым.
Текст телеграммы одобрили. Михаил Владимирович поднял с синего сукна еще один лист:
– Необходимо также от нашего имени отдать приказ по войскам Петроградского гарнизона. Суть его в следующем: всем воинским частям и одиночным нижним чинам немедленно возвратиться в свои казармы; всем офицерам прибыть к своим частям и принять все меры к водворению порядка; начальникам отдельных частей явиться к нам, в Таврический, для получения дальнейших распоряжений. Скажем, к одиннадцати утра завтра, двадцать восьмого. Есть возражения?
Все почувствовали: вот это хватка! Наверное, председатель единственный из всех них знает, чего хочет и как нужно добиться желаемого.
Часы отбили полночь. Наступало двадцать восьмое февраля. Шли вторые сутки бдений. Многих депутатов уже оставляли силы. Но у Родзянки не было сна ни в одном глазу.
– Господин Энгельгардт, прошу со мной! – поднялся он из-за стола.
Полковник генерального штаба, член Думы Энгельгардт час назад был назначен в этом кабинете председателем военной комиссии.
– Куда мы идем? – спросил он.
– В их штаб восстания. Восстание закончено. Мы идем объявить им, что Временный комитет Думы принял на себя восстановление порядка в столице и что вы назначены военным комендантом Петрограда. У власти мы, а не они. А двоевластия мы не потерпим!..
Глава третья.
28 февраля
– Наденька! – Антон заговорщицки поманил пальцем санитарку. – Где та одежда?
– Ни за что... – девушка покачала головой. Короткие широкие ее брови забавно встопорщились ежиком.
– Мне очень нужно! – он провел ребром ладони по горлу.
– Закончу прибираться, дождусь Дарью... – уступила она.
Вчера он так и не смог найти тех, кто был ему нужен, – своих. Незадолго до ранения Путко встретился на фронте с товарищем-большевиком, приехавшим из столицы. Тот рассказал: воссоздано новое, третье по счету за время войны, Русское бюро ЦК, действует в Питере и городской комитет. Хоть охранка и зверствует – аресты за арестами, – но партийные ряды пополняются, в каждом районе есть свои комитеты, а на заводах – ячейки. Антон явки у товарища не взял. Да тот бы и не дал. Понятно, конспирация. Как бы теперь пригодился адрес! Где искать? Не спрашивать же каждого встречного-поперечного: "Ты большевик?.." Может быть, даже наверняка кто-то из них был в колонне... Нет, искать связь в толпе бессмысленно. И сил идти уже нет – рухнет наземь. И девушке снова в ночь на дежурство.
Они вернулись в лазарет. В палате зверем метался Шалый:
– Где – тра-та-та – мои казаки?
На кровати у стены все еще бредил волынец. На его губах пузырилась розовая пена. Штабс-капитан доживал последние часы.
– Ни за понюшку жизню отдал! – рычал в бешенстве есаул, с посвистом разрубая рукой воздух. – У-у!.. Ёшь-мышь двадцать!..
"Вот и определилось, с кем вы и против кого", – подумал Антон. Вчерашняя его вылазка в город была рекогносцировкой. Но теперь он знает, где надо искать своих: на Выборгской, на Металлическом заводе!
– Я как раз живу рядом! – обрадовалась Наденька. – На Полюстровском проспекте!
Испугалась:
– Как же вы доберетесь – ни трамваев, ни извозчиков!
– Ноги в руки – доковыляю.
Девушка принесла вчерашний узел. Сдала дежурство сменщице, и тем же путем, с черного хода, они выскользнули во двор.
Утро, как и вчера, было хрусткое и солнечное, сияющее. Улицы заполнял народ. Проносились рычащие автомобили: и роскошные "клеман-байяры" с великокняжескими штандартами, и грузовики с вооруженными рабочими и солдатами.